Мидгард

— Твоя задача — провожать души умерших! — воскликнул Бальдур с гневом и едва сдерживаемым страхом. — Ты поставлена здесь, чтобы определить, кто должен отправиться к Геле, а кто — нет. Ты решаешь судьбу мертвых. Если ты нас не пропустишь, то вмешаешься в жизнь живых.

Модгрудер улыбнулась:

— Неплохо сказано, аз. Но ты напрасно стараешься. Меня переубедить невозможно, ты должен это знать. Судьба живых не слишком отличается от судьбы мертвых. Даже азы, когда предстанут предо мной, будут вынуждены подчиниться моей воле.

— Если они приходят оттуда, тогда да, — возразил Бальдур, нетерпеливо махнув рукой в сторону противоположного берега. — Мы пересекли все Царство Мертвых. Мы перехитрили дракона Нидхегера и убили пса Гарма, и теперь ты хочешь запретить нам проход. — Он указал на Лифа. — Ты знаешь, как важно для нас, чтобы этот мальчик вовремя попал в Азгард. В пророчествах сказано, что он должен быть там, прежде чем начнутся Сумерки Богов. А это случится скоро.

Модгрудер опять улыбнулась.

— В таком случае я сделаю миру людей большое одолжение и помешаю ему прийти к азам, — сказала она.

Бальдур готов был взорваться от ярости, но Модгрудер властным жестом велела ему замолчать, прошла мимо него и остановилась перед Лифом. Она была с ним примерно одного роста. Теперь в ее лице Лиф увидел больше доброты, чем минуту назад. С него исчезло зловещее дыхание Царства Мертвых.

— А ты, человеческое дитя? — мягко спросила она. — Ты слышал, что сказал сейчас этот молодой и вспыльчивый аз. Каково твое мнение о том, что написано в Книге Судеб? Ты будешь сражаться рядом с ним во время Последней Битвы? Ты этого хочешь?

— Я этого не хочу, — серьезно ответил Лиф. — Но наверняка так и будет.

— Думаешь, что ты сможешь перехитрить судьбу? — удивленно спросила Модгрудер. — Ты, человек, хочешь сделать то, на что не решаются даже боги?

— Возможно, где-то в пророчествах действительно сказано, что это моя судьба, — ответил Лиф. — Может быть, так оно и есть. Но я этого не хочу. И я сделаю все, что могу, чтобы помешать этому.

— Даже если заранее знаешь, что это бессмысленно?

— Я не узнаю этого, прежде чем попытаюсь помешать, — ответил Лиф.

Модгрудер засмеялась. Это был очень тихий, приятный смех, от звука которого у Лифа рассеялись последние остатки скованности и страха. Модгрудер снова посмотрела на мальчика, а затем обернулась к Бальдуру:

— Этот мальчик говорит умнее и обдуманнее, чем ты, сын Одина. Он считает, что судьбе можно бросить вызов, и при этом он далеко не так могуществен, как аз. С моей стороны было бы неразумно отнять у него этот шанс.

— Значит… мы можем идти? — неуверенно спросил Бальдур.

Модгрудер кивнула.

— Сейчас да, — ответила она. — Но мы еще увидимся, Бальдур. Нашей встречи ждать недолго. И когда это случится, мне хотелось бы услышать от тебя разумные слова, потому что в следующий раз мне придется решать, в какое место Царства Мертвых тебя следует отправить, и вряд ли тогда тебе поможет мальчик по имени Лиф.

Бальдур со страхом вытаращился на богиню, но вскоре опомнился и бросился бегом на противоположный конец моста. Лиф и Ойгель поторопились вслед за ним. Даже достигнув берега, они не остановились, а продолжали бежать дальше. Лишь через несколько минут Ойгель сбавил темп, а Лиф перешел на быстрый шаг. Он оглянулся назад, но мост Гьелл уже потонул в тумане, и сколько бы мальчик ни напрягал глаза, он не увидел ни Модгрудер, ни даже реки Слидур. Шум реки внезапно исчез, словно ее никогда и не было.

Туман начал медленно рассеиваться, и чем больше отступали зловещие серые клубы, тем становилось холоднее. Судьба словно потешалась над замерзшими путниками. Вокруг Лифа была незнакомая местность, и он не знал, стоит ли ему радоваться, что он попал именно сюда. Когда туман поредел, мальчик увидел голые мокрые скалы и болото, по которому он шел вместе с Бальдуром и Ойгелем. Стояла тишина, только иногда из глубины болота поднимались большие пузыри и лопались на поверхности. Вдали простирались бесплодные равнины, усеянные блестящими, как стекло, обломками скал. Путники брели по болоту до вечера, а потом остановились на ночь под выступом скалы. Ойгель сразу же исчез и вскоре вернулся с охапкой сухого хвороста. Бальдур развел маленький костер — достаточно яркий, чтобы прогнать подползающие тени ночи, но далеко не такой жаркий, чтобы отогреть их окоченевшие от холода ноги. Лиф проголодался, но не осмеливался спросить альба о еде. В пустыне Царства Холода он еще не встречал живых существ, на которых они смогли бы поохотиться.

Они долго молча сидели вокруг маленького костра, погруженные в свои мрачные думы. Затем Бальдур встал и исчез в темноте. Через несколько минут Лиф услышал его крик: аз произнес несколько слов на незнакомом Лифу языке, но от интонации его голоса мальчика бросило в дрожь.

— Что он делает? — спросил он.