Мидвичские кукушки

Бернард покачал головой.

– Ничего. Наверное, «ультиматум» здесь не слишком подходящее слово. Лучше сказать «требование». Я сказал Детям, что почти не надеюсь, что кто-то всерьез меня выслушает. Они ответили, что предпочитают сначала попытаться действовать таким образом, – если это удастся, будет меньше проблем. Если же у меня ничего не выйдет, а это почти очевидно, они предлагают, чтобы при второй попытке двое из них составили мне компанию. После того, как я увидел, что они сделали с начальником полиции, это не слишком приятная перспектива. Я не вижу, что может им помешать давить на один уровень за другим, пока они не окажутся на самом верху. Что их остановит?

– Мне с некоторого времени стало ясно, что это произойдет столь же неизбежно, как смена времен года, – сказал Зеллаби, – но я не ожидал, что так скоро. И наверное, у нас было бы еще несколько лет, если бы русские не предвосхитили события. Полагаю, это произошло раньше, чем этого хотели сами Дети. Они знают, что еще не вполне готовы. Поэтому и хотят улететь куда-нибудь, где они смогут без помех стать взрослыми.

Возникает довольно интересная моральная дилемма. С одной стороны, наш долг перед нашим биологическим видом и культурой – уничтожить Детей, поскольку ясно, что, если мы этого не сделаем, они завладеют миром, и их культура, какой бы она ни оказалась, полностью вытеснит нашу. С другой стороны, именно наша культура не позволяет нам безжалостно уничтожить безоружное меньшинство, не говоря уже о практических препятствиях, возникающих на этом пути. С третьей же – о Господи, как сложно! – с третьей стороны, позволить Детям вместе со всеми своими проблемами переместиться на территорию, население которой в еще меньшей степени готово к встрече с ними, – это лишь способ протянуть время, вообще никак не оправданный морально. Начинаешь тосковать по простым уэллсовским марсианам, поскольку мы, похоже, оказались в той самой ситуации, когда – увы – ни одно из решений не выдерживает критики с точки зрения морали.

Мы с Бернардом слушали его молча. Наконец я сказал:

– Мне это напоминает один из тех софизмов, которые веками ставили философов в затруднительное положение.

– Да нет же, – возразил Зеллаби. – В любом затруднительном положении, когда любое решение аморально, остается возможность действовать во имя наибольшего добра для наибольшего числа людей. Ergo[10], от Детей следует избавиться – как можно меньшей ценой и как можно быстрее. Мне очень жаль, но я вынужден был прийти именно к этому выводу. За девять лет я успел их полюбить. И, хотя моя жена утверждает обратное, я думаю, что даже подружился с ними, насколько это вообще возможно.

Он снова сделал долгую паузу и покачал головой.

– Это был бы правильный шаг, – повторил он. – Но, конечно, наши власти сами на него не решатся – и лично я этому рад, поскольку не представляю, как бы они могли сделать это, не уничтожив заодно и весь поселок. – Он остановился и огляделся – вокруг был Мидвич, мирно отдыхавший в лучах вечернего солнца. – Я уже стар и в любом случае долго не проживу, но у меня молодая жена и маленький сын, и мне хотелось бы надеяться, что у них впереди долгая жизнь. Нет, власти, конечно, будут спорить, но если Дети хотят улететь, они улетят. Гуманность одержит верх над биологической необходимостью – что это будет, порядочность? Или начало конца? Таким образом, неизбежное отступит – интересно, надолго ли?..

Когда мы вернулись в поместье Кайл, чай уже был готов. Но после первой же чашки Бернард поднялся и попрощался с Зеллаби.

– Все равно, оставаясь здесь, я больше ничего не узнаю, – сказал он. – Чем раньше я представлю требования Детей моему недоверчивому начальству, тем скорее дело сдвинется с мертвой точки. Не сомневаюсь в вашей правоте, мистер Зеллаби, но лично я сделаю все возможное, чтобы Дети оказались за пределами страны, и как можно быстрее. За свою жизнь я видел немало неприятных зрелищ, но то, что произошло с начальником полиции, испугало меня сильнее всего. Держать вас в курсе я, конечно же, буду.

Он посмотрел на меня.

– Едешь со мной, Ричард?

Я поколебался. Джанет все еще находилась в Шотландии и должна была вернуться лишь через несколько дней. Ничто не требовало моего присутствия в Лондоне, а проблема Детей Мидвича захватила меня гораздо сильнее, чем я ожидал. Антея это заметила.

– Оставайтесь, если хотите, – сказала она. – Мы оба будем рады, если вы составите нам компанию.

В этом можно было не сомневаться, и я согласился.

– Вдобавок, – сказал я Бернарду, – мы не знаем, распространяется ли твой новый статус курьера и на компаньона. Если я попробую поехать с тобой, может оказаться, что меня все еще не выпускают.

– Ох уж этот нелепый запрет! Я должен серьезно с ними поговорить – это какой-то совершенно абсурдный, панический поступок, – сказал Зеллаби.

Мы проводили Бернарда до дверей, и он уехал, махнув нам рукой на прощание.

– Да, для Детей это игра, – сказал Зеллаби, когда машина скрылась за поворотом. – А что потом?.. – Он слегка пожал плечами и покачал головой.