И все же разговора об «абсолютизме» не было и тогда. Никто даже не выдвинул предположений, когда и почему он начался. До недавнего времени большинство историков этим термином не интересовалось, несмотря на предупреждение Марка Блока о том, что неверные названия в конечном итоге определяют наше представление о содержании. Теперь политические стереотипы привлекают больше внимания: история слов прочно закрепилась среди методов исторического исследования.
ЗРЕЛОСТЬ
Большая часть великих «измов» появилась в XIX столетии, и многие из таких терминов были созданы в духе уничижительной иронии. Начиная с XVI века они являлись унизительными синонимами ереси и вредных учений вообще — вредных, конечно, с точки зрения их противников. Первая партия «измов» восходит ко временам религиозных конфликтов: протестан-
• Campbell P. R. 1988.
тизм, кальвинизм, макиавеллизм и так далее. Вторая — к началу XIX века, породившему все политические «измы»: национализм, социализм, коммунизм, капитализм, консерватизм и либерализм. Меттерних полагал, что «из–мы» оскорбительны. Важным было приклеить удобный ярлык к тому, что ты не одобрял. Более того, все они появились из путаницы предписаний и предсказаний, поскольку любители политических панацей старались убедить своих читателей, что «измы» могут объяснить разворачивающиеся на полотне истории великие, безликие и часто зловещие силы. Давая название умозрительной системе, они предполагали существование системы реальной и работающей. Таким образом, концепция становилась реальностью и начинала независимое существование.1
Период Реставрации, наступивший после 1815 года, был временем суровой реакции и жестких политических дискуссий. Началась охота на ведьм, сводились старые счеты — таков был ответ на крайности революционного времени. Мнения политиков резко поляризировались. На фланге свеже–окрещенного «либерализма» находились приверженцы свободы печати, парламентской конституции и слабого клира. На другом — сторонники божественного права, наследственной монархии и союза между троном и алтарем. Французские революционные армии играли королями, как кеглями, а Наполеон переставлял их, как фигуры на шахматной доске. Этого не должно было повториться. В результате в большинстве государств проводилась политика, противоположная той, которая в конце XVIII столетия считалась прогрессивной, независимо от того, проводили ее монархи или революционеры. В Центральной Европе вводилась цензура и уничтожались гражданские свободы. Права сословных представительств сокращались, а иногда представительства и вовсе упразднялись, вопреки инструкции Венского конгресса об их расширении. Тайная полиция процветала, а Карлсбадские решения (1819) запрещали создание ассоциаций. В Австрии нужно было получать разрешение на проведение танцев с участием оркестра, состоявшего из более чем двух музыкантов. При Карле X во Франции газеты ограничивались изложением «фактов» и прогнозов погоды. Если в раннее Новое время конфронтации между «абсолютистскими» и «конституционными» силами не было, то теперь она появилась. В начале и середине XIX века она достигла апогея.
В 1823 году Фердинанд VII Испанский упразднил либеральную конституцию, которую его заставили даровать, и начал преследовать ее сторонников. Результатом стало восстание. Министры восстановленного на престоле Людовика XVIII отказались послать армию для его освобождения. Французские либералы были ошеломлены. Их восприятие собственного
H"opfl H. M. 1983.