Миф абсолютизма. Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени

Монархи знали о менявшемся положении дворянства, от которого они зависели. В 1660 году двор герцога мог насчитывать сотню слуг и приживалов, живших там, главным образом, для того, чтобы производить впечатление на гостей. Столетием позже он, вероятно, ограничивался дюжиной слуг, содержавших в порядке дом: это были повар, кучер, горничные, экономки и конюхи. О свите из сотни вооруженных слуг, с которыми путешествовали его предки, оставалось только сокрушаться. Поскольку уже во времена Фронды многие дворяне испытывали финансовые трудности, эти изменения нельзя связывать исключительно с последствиями политики Людовика XIV. Тем не менее после 1682 года около 250 грандов изъявило желание перебраться в постоянную резиденцию короля в Версале. Их замки содержал минимальный штат слуг, так как большая часть доходов уходила на поддержание престижа грандов в Париже. Политикам теперь приходилось быть придворными. И хотя оппозиция вела себя более мирно и менее вызывающе, короли считали ее по–прежнему опасной. Отныне жизнь королей протекала в мире дворцовых заговоров, закулисных интриг и вероломных придворных, носящих парики, напудренных и подобострастных.

Современные исследования показывают, что французские монархи и их двор являлись основными творцами политического спектакля. Не будучи единственным центром власти, двор оставался единственным центральным институтом управления, от которого расходились связи, охватывавшие остальные учреждения. Основная проблема французского общества XVIII века заключалась не в активности революционного класса, появлении новой идеологии или институтов. Это была та же проблема, с которой периодически сталкивалась Франция в XVII и X V I столетиях — проблема неудачного политического управления. Обстоятельства, в которых оказывался монарх, а также его характер и способности, его возраст, здоровье и условия вступления на престол, его подозрительность по отношению к фаворитам и самостоятельность были определяющими для установления успешного контроля за осаждавшими его конкурирующими группами. Сопротивление корпораций оказывалось вторичным по отношению к тому, как короне удавалось справляться с придворными фракциями. То, что ранее считалось конституционной драмой, теперь может показаться состязанием по перетягиванию каната. Подобная перспектива заставляет переосмыслить и переписать многие сюжеты, но достигнутые результаты — если они вообще имеются — доступны только форме докторских диссертаций. Книга Кэмпбелла — полезное введение в данный вопрос — является пока почти единственной опубликованной работой.¹

СатрЬеІІ Р. К. 1988. Тпе Апсіеп R"egime іп Ргапсе. ВаэП В1аск\уе11.

ДЕСПОТИЗМ ИЛИ СОГЛАСИЕ?

Две сквозные тенденции взаимодействуют в рамках этого периода. Одна из них — характерное для Просвещения стремление правительства к рационализации, либерализации и равенству. Правительство намеревалось расширить права и свободы личности, расширить полномочия представительных органов, защищавших последние. Идеологией Просвещения вдохновлялись и ответные действия представительных органов, которые встретили обструкцией прогрессивные начинания центра. Правительство использовало автократические меры с уверенностью, что высший закон Разума оправдывает все, согласны простые смертные или нет. Порожденные Просвещением, обе тенденции оказывались несовместимыми. Точно так же просветители, с одной стороны, критиковали привилегии, отстаивая принцип равенства, а с другой — называли их неотъемлемой составляющей прав и свобод. Если бы монарх обладал той «абсолютистской» властью, которой наделяют его историки, он не оказался бы в столь затруднительном положении. Он использовал бы свою законодательную власть, чтобы разрешить многие животрепещущие проблемы: отменить некоторые налоговые льготы, уравнять распределение налогового бремени между регионами и сделать чиновников, собиравших подати, материально незаинтересованными и таким способом избавился бы от всех трудностей. Однако в действительности задача никому не казалась столь легкой.