Миф абсолютизма. Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени

ние все еще не считалось частью государственной машины. Оно состояло из ряда независимых властных структур, с которыми государство могло сотрудничать.

Одно из условий формирования «абсолютизма» заключается в том, что правитель должен целиком отделить себя от общества и при этом опираться на учрежденные им самим и внедренные в это общество органы. Установления, которые органически порождены этим обществом, вызывают подозрение короля: локальные правители и элита обладают влиянием, которым они не обязаны монарху, и потому могут позволить себе быть менее почтительными. Они своевольно преследуют собственные цели, в то время как все средства управления «абсолютного» монарха должны быть свободны от любого социального и политического давления и слушаться его руки; с их стороны не должно быть никаких признаков неповиновения, чтобы королю не приходилось выслушивать мнения кого-либо, кроме тех, кого он сам выбрал себе в советники. Но именно этого правила короли из династии Валуа и не придерживались. Несмотря на то что быстрое развитие печатного дела и присоединение новых земель расширили сферу деятельности центрального аппарата и открыли ему прямой доступ к большему, чем когда-либо ранее, числу подданных, механизм управления оставался прежним. Возросшая роль короля требовала не столько меньшей, сколько большей организованной поддержки; упоминания о местных сообществах, корпоративных организациях, представительных ассамблеях и аристократических фракциях часто встречаются в королевских документах.

Таким образом, деятельность штатов носила, скорее, конструктивный, чем обструктивный характер. Мэйджор убедительно показал, что монархи династии Валуа и штаты не являлись противниками, стремившимися ослабить друг друга. Совещательные штаты не были жертвой сильной монархии, как полагают «абсолютистские» историки. Они были ее творением.¹ Штаты были полезным механизмом для выяснения общественного мнения и достижения компромисса с ним. Поскольку внутри штатов пересекались все личные связи данной провинции, а их депутаты были как нельзя лучше осведомлены о местных обычаях, их подход к каждой проблеме был более обстоятельным, чем подход любого правительственного назначенца. В случае их уничтожения корона многое теряла и ничего не выигрывала. Штаты, в свою очередь, считали сильную королевскую власть защитой от притеснений со стороны местных баронов–грабителей: короли считались не врагами прав и свобод, а их защитниками. Это объясняет, почему в большинстве провинций власть штатов консолидировалась по мере того, как свою власть

¹Major J. R. 1980. Representative Government in Early Modern France. Yale University. P. 177-179.

укрепляла монархия; государственное строительство и усиление сословий были взаимозависимыми процессами.

Иначе трудно было бы понять политику монархов X V — X V I столетий, которые поощряли активность на местах даже тогда, когда ужесточали свой единовластный контроль над провинциями. Людовик XI увеличил административные полномочия городов, расширил их власть и привилегии. В XVI столетии такие важные городские центры, как Ренн, Нант и Сомюр, получили хартии, подтверждавшие их автономные права. Города пытались договориться с правительством о размере налогов. Жители Руана стали называть свой город «республикой». Административные положения муниципальных властей регулировали правопорядок, здравоохранение и благосостояние жителей, социальную и экономическую жизнь, оборону, руководство начальными и средними школами. В это же время в сельской местности начали избирать синдиков, или постоянных чиновников, для отправления правосудия и управления финансами. Аналогичные должностные лица были учреждены провинциальными штатами для того, чтобы вести дела корпораций, собирать налоги и блюсти их интересы в промежутках между сессиями (длившимися обычно несколько дней в году). Иногда это делалось по требованию короны. Кроме того, штаты ввели должности клерков и учредили архивы задолго до английского парламента.