Миф двадцать первого века, или Россия во мгле

Герой написанной от первого лица повести Ю.Медведева "Куда спешишь, муравей?" (сборник "Фантастика-80", 1981), автогонщик по профессии, русский по национальности и мистик по убеждениям, обладает неслыханной — во всяком случае, для советского человека — свободой передвижения и мышления. Посещая разные страны и континенты, он всюду наталкивается на заботливо для него приготовленные доказательства существования неких парафизических и парапсихических сил и вмешательства их в человеческую историю. Он приходит к выводу о реальности генетической памяти. Человечество владеет наследственным знанием, добытым предками не без помощи космических пришельцев. Герою противостоит Тим Андрогин, кандидат химических наук, унылый рационалист с "выпирающим брюшком, анекдотцами и одутловатым лицом". Духовный конфликт осложнен деликатным обстоятельством: скучный химик отбил у романтического автогонщика любимую девушку и женился на ней. Брак оказывается неудачным; в остром мировоззренческом поединке героиня (Лера) всецело на стороне автогонщика; она тоже верит в тайные генетические знания, вещие сны и летающие тарелки, более того, помнит, что в предыдущем воплощении была ведьмой. В нынешнем ей повезло еще больше: она встречается с инопланетянами.

Тим Андрогин внушает отвращение не только своим самодовольным позитивизмом, но и внешне: у него, в дополнение к выпирающему животу, "черные выпуклые глаза, увенчанные тяжелыми веками", убийственный, "как наваха", взгляд; нос у него "внушительный", и разговаривает он с "наигранной скорбью"; покуда Лера самозабвенно любуется горным тюльпаном, Тим "покусывает стебелек дикого чеснока". На эту деталь стоит обратить внимание: семиотика чеснока и чесночного запаха хорошо известна.1 Ссора между Андрогиным (Андрогином?) и Лерой кое-что проясняет. Тим пеняет своей жене, почему она сохранила девичью фамилию, не пожелав стать гражданкой Андрогиной.

Я напряженно ждал ее ответа. Как никто другой, я знал, почему Лера не переменила фамилию. Но она предпочла отшутиться:

— Чтобы не покушаться на твое наследственное величие, Тимчик. А заодно и на фамильные драгоценности твоих сородичей. Так-то, Андрогин…

Несколько ниже о Тиме Андрогине говорится:

Его привычка все осмеивать, все пародировать, надо всем острить — не прихоть, а жизненная потребность. Это его пища. Без нее он не сможет существовать вообще. Как не смог бы сочинять свои залихватские статьи в периодике без раскавычивания чужих цитат, без переваривания и перевирания чужих мыслей. Он поглощает чужое, а получается вроде бы свое. И в этом, только в этом секрет несокрушимости кандидата химических наук.

Наконец, решив, что он достаточно истомил читателя, автор выкладывает карты на стол: "Я ничего не стал объяснять существу, на чьем лице (и это прозорливо отметил мудрец) виднелась вековечная брюзгливая скорбь, которая так кисло отпечаталась на всех без исключения лицах, подобных Тимчикову лицу". Читатель без труда опознает в этой характеристике почти буквальную цитату из романа Достоевского "Преступление и наказание": "На его лице виднелась та вековечная брюзгливая скорбь, которая так кисло отпечалась на всех без исключения лицах еврейского племени".