Миф и жизнь в кино: Смыслы и инструменты драматургического языка

Хотя повествование камеры от первого лица – довольно радикальный ход, кино постоянно пытается играть со структурой и идеями так, чтобы учитывать аспекты жизненности. «Необратимость» Гаспара Ноэ выстраивает сюжет задом наперед, в концептуальном соответствии со своим названием. Чему соответствует такая форма в жизни? Зная будущее, зритель оказывается как бы над сюжетом и к концу фильма получает возможность увидеть героев в той точке пути, где их ждут ужасные события, но они еще об этом не знают. Зритель задумывается о непредсказуемости завтрашнего дня, о нашей самонадеянности и иллюзорности планирования, о призрачной взаимосвязи событий, которую можно раскрыть всегда лишь задним числом, ретроспективно… Еще один метажизненный инструмент.

Имитация реального времени в сериале «24 часа» создает ощущение актуальности, срочности, безотлагательности. А единство времени и пространства в камерном триллере «Погребенный заживо» помещает зрителя ровно в те обстоятельства, в которых находится герой: покинуть могилу нельзя даже с волшебной помощью монтажа или вездесущей камеры (зрителю не показывают даже людей, с которыми герой говорит по телефону).

Есть эксперименты, отвергающие условность монтажа путем рассказа истории одним кадром или имитации единого кадра («Бёрдмэн», «Веревка», «Виктория» и др.). Пожалуй, можно сказать, что в этом случае наш незримый, вездесущий рассказчик теряет часть своих магических качеств, как минимум лишаясь возможности спонтанно перескакивать в другие локации и времена. Создается ощущение очевидца, чей взгляд совпадает с нашим, который более-менее реально мог бы следить за персонажами, перемещаясь из гримерки на сцену, из театра в бар и так далее. Естественно, для очевидца нужно, чтобы события сюжета концентрировались в местах, куда он «забредает». Условность монтажа превращается в условность постановки событий для блуждающей камеры. И, конечно, остается условность невидимости очевидца (на него никто не обращает внимания) и пролетов камеры (очевидец умеет парить). Полностью удовлетворить условия жизненности невозможно. Но у техники единого кадра определенно есть свое настроение, тональность, обостренное ощущение личного присутствия, неуклонного следования за событиями.

В этой главе я хотел бы сравнить два фильма, реализованных в форматах, отличных от линейного, связного повествования: «Помни» Кристофера Нолана (2000) и «В прошлом году в Мариенбаде» Алена Рене (1961).

Первый фильм рассказывает интригующую историю человека по имени Леонард, который ищет убийцу своей жены. Его личная драма осложняется травмой головы, которую нанес ему преступник и после которой герой утратил долгосрочную память. Леонард покрыт татуировками, напоминающими ему о его миссии и об информации, которая ему уже известна. Он забывает все, что с ним происходит, через 15 минут.

Разумеется, невозможно полностью поставить зрителя в положение Леонарда. Но и просто рассказать об обстоятельствах его состояния тоже недостаточно. Особенности памяти и восприятия Леонарда отражены в структуре фильма, в котором события расположены в обратном порядке. Происходит дробление реальности, нарушен порядок течения времени, что создает ощущение хаоса. Леонард не знает, что было раньше, потому что уже забыл. Зритель не знает, что было раньше, потому что ему это покажут позже.

Хотя фильм «Помни» не является представителем популярного мейнстримного кино, он содержит в себе много мифических / жанровых элементов и выстраивает, через события и действия, смысловую модель, что позволило ему привлечь значительное количество зрителей и не помешало поднять важные и непростые темы, нарисовать сложный психологический портрет, ярко раскрыть трагедию героя.

Здесь есть волнующий жанровый движок, предпосылка «Что, если?», необычная, учитывая уникальные обстоятельства героя: преступление (вопиющая несправедливость) и месть (цель, которой одержим герой). Дополнительный повод для сопереживания – слабость героя, его «сбой», часто делает его беззащитным. Личность преступника таинственна, найти его крайне сложно. Герой во враждебном мире совершает последовательные действия и преодолевает препятствия, чтобы наказать злодея и восстановить справедливость. Зрителю интересно, что будет дальше, и в конце он получает разрешение ситуации и заданных вопросов.

Что здесь есть из жизненных элементов? Сложность, комплексность героя и темы. Трагический финал. Акцент на изъянах человеческой природы и ее ограничениях. Ненадежный рассказчик – во всем, в чем заблуждается герой в силу своей проблемы, можем заблуждаться и мы. Здесь есть даже небольшой уход от предпосылки – к финалу личность преступника становится не так важна, как роль и вина самого героя в событиях прошлого и настоящего, в его собственных страданиях и одержимости.