Трудно не провести аналогию между престижным дарообменом и обменом женщинами: в этом плане женщина оказывается тем самым даром, которым однажды мужчины начали обмениваться. Такой обмен вёл к обязательствам между мужчинами, что помогало создавать союзы. Престижность владения женщиной можно легко проследить почти во всех культурах. Повсеместно "мужчины обретали высокий статус в социуме только благодаря женщине. Более того, мужчина имел возможность состояться в качестве социального субъекта только посредством женщины. Полноправным членом социума мужчина становился только после заключения брака. Остаться холостяком считалось позорным. Холостяки продолжали пребывать в статусе мальчика"
(Бочаров, 2011, с. 101).О пренебрежительном отношении общества к холостякам я уже писал в первой главе ("холостяк — полчеловека"
и т. д.). Чтобы стать мужчиной, надо было стать мужем — то есть господином женщины. А до этого же он мальчик-холостяк, с которым никто не считается. Обладание женщиной превращает мальчика в мужчину."Данный поведенческий архетип, возникший, вероятно, на заре человеческой истории, обнаруживается и в поведении современников. В той или иной мере данного "неписаного закона" придерживаются сегодня представители практически всех культур. В частности, вряд ли мы сможем легко обнаружить холостяка, стоящего во главе государства, да и вообще на вершине государственной иерархии"
(Бочаров, там же). Как уже говорилось, с самой древности "число жён служило одним из главных маркеров сакральной силы архаического лидера" (с. 109).Всякий австралийский абориген по достижении зрелости стремится обладать женой, да не одной, а сразу несколькими. Вопреки сложным концепциям марксистов, это никак чётко не связано с бытовыми нуждами (якобы большее число жён могло лучше справляться с хозяйственными обязанностями и т. д.). Как правило, многожёнцами оказывались уже старые мужчины. При этом "нельзя объяснить хозяйственными нуждами стремление пожилого обладателя семи жён, из которых четверо молоды и здоровы, заполучить в жёны ещё и двенадцатилетнюю девочку или же попытки шестидесятилетних мужчин обеспечить за собой девочек, только что появившихся на свет. Такие случаи не были редкостью, и скорее всего эти люди руководствовались в первую очередь мотивами сексуального или престижного свойства"
(Артёмова, 2009, с. 352). "Чем выше статус мужчины, тем больше женщин он мог взять себе в жёны. Многие влиятельные мужчины имели одновременно по 10–12 жён" (с. 353). У отдельных персонажей было даже 20–29 жён, а кто-то претендовал и вовсю на сотню.Какая "хозяйственная необходимость" могла требовать от мужчины обзаводиться таким количеством жён? Особенно если учесть, что это кочующие охотники-собиратели и даже ни разу не земледельцы. Дело не в какой-то «необходимости», а в соображениях престижа. На деле женщины рассматривались как вознаграждение за какие-то личные заслуги. Беглый британский каторжник, в начале XIX века вынужденно проживший с аборигенами 32 года, однажды научил их сооружать хитрую запруду и отлавливать в неё много рыбы. "Затея с запрудой так понравилась австралийцам, что они одобрительно хлопали меня по спине и уверяли, что я заслужил трёх или даже четырёх жён"
(Бакли, 1966, с. 65). Даже если мужчина считался посредственным охотником, но при этом был грозным воином, он имел несколько жён (Артёмова, 2009, с. 352).