Миф моногамии, семьи и мужчины: как рождалось мужское господство

Если всё это так, и это древняя традиция, тогда Великая Охота действительно могла быть просто Большой Игрой взрослых мужчин. Охота на животных-исполинов была привлекательна не столько объёмами добытого мяса, сколько именно возможностью бравировать друг перед другом, демонстрируя свои навыки и отвагу, ведь каждая такая охота была сопряжена с угрозой собственной гибели. Мелкая дичь была в этом плане куда менее привлекательной, к тому же её легко могли добывать и женщины, как они делают это и в современных племенах: к примеру, бушменские женщины ловят мелкую дичь силками (Guenther, 2020), точно так же и женщины на Русском Севере (Веселова, 2014) и у манси (Фёдорова, 2019). Но при этом во всех этих же культурах женщинам категорически запрещено не только использовать "мужские" орудия охоты (копья или ружья), но даже и прикасаться к ним (об этом дальше). Это запрет именно культурного характера. Часто встречается тезис, будто женщина не охотилась на крупную дичь по причине недостатка силы, но так ли? Пигмеи Конго убивают слонов очень просто: маленький человечек выслеживает стадо, подкрадывается под одного из них и просто вонзает копьё в брюхо; слон убегает, и дальше достаточно просто следовать за ним, ожидая его смерти. Вес пигмея — 40–45 кг. Неужто женщина весом в 50–60 кг не смогла бы проделать то же самое? А что особенно интересно, этнографы описывают (Патнем, 1961), что после удачной охоты именно пигмейские женщины по несколько километров тащат туши убитых животных, а мужчины же идут налегке лишь с копьём — так кому тут действительно требуется сила? Мансийским женщинам запрещено участвовать в охоте на крупную дичь (олени, лоси), но при этом забавным образом именно они занимаются транспортировкой добытых туш, впрягаясь в нарты, иногда вместе с собаками (Фёдорова, 2019). Да и в целом данные этнографии единодушны в том, что во всех культурах именно женщина всегда занималась регулярным тасканием тяжестей — переноска грузов при перекочёвках, таскание дров для костра, воды и даже волочение саней, в которых сидит муж (но подробнее об этом дальше).

Женщины вполне могли бы охотиться и на крупную, но просто не стали этого делать. Ответственность за прокорм детей вынуждала выбирать гарантированные поиски пищи — таковым всегда оказывалось (и оказывается сейчас) собирательство. У мужчин же не было никаких обязательств, и они были куда свободнее в выборе деятельности: могли выбирать и ту, которая вообще не имела утилитарного характера.

Конечно, охота в те давние времена не была индивидуальной: раз речь идёт об охоте на исполинов или даже на стада животных, то охота эта чаще всего была коллективной (Файнберг, 1980, с. 83). Следовательно, если вести речь о таком продукте Великой Охоты, как престиж, то изначально он был наградой для всей группы охотников. Сейчас можно только гадать, состязались ли как-то разные охотничьи группы между собой в престиже, но назвать две большие группы, между которыми охотничий престиж точно воздвиг колоссальный водораздел, мы можем: это мужчины и женщины. Мужчина обрёл величие, а женщина сникла в его тени.

С установлением Великой Охоты возникает чёткое разделение между деятельностью мужчин и деятельностью женщин. Если вторые, как и самки всех приматов, занимаются детьми, собирают плоды и травы, а порой добывают мелкую дичь, то мужчины же отныне — сугубо охотники. Причём не на мелкую дичь, как женщины, а именно на крупную, на мегафауну, на этих страшных и могучих исполинов. Иначе говоря, с Великой Охотой рождается гендер — совокупность особых характеристик, в рамках данной культуры приписываемых конкретному полу. Характеристики, отныне приписываемые мужчинам, содержат элементы силы и смелости, доминирования и величия.