Миф о 1648 годе: класс, геополитика и создание современных международных отношений

Ответ на этот вопрос лежит в интерпретации усобицы [Geary. 1986; Brunner. 1992]. Усобица благодаря конкуренции внутри знати переводила «внутриэкономические» противоречия правящего класса во «внешнеполитические» конфликты. Этот акцент на усобице не предполагает, конечно, что все средневековые войны были междоусобными войнами сеньоров. Только конфликты между феодальными акторами принимали форму усобиц. Принципиальным здесь является то, что мир всегда покоился на шатком фундаменте права знати на вооруженное сопротивление. Поскольку право взяться за оружие было неотъемлемой частью условного держания, легитимная усобица была ограничена исключительно знатью. Хотя своими указами монархи вновь и вновь пытались поставить усобицу вне закона, им редко удавалось (частичным исключением была Англия) действительно установить мир на своих землях.

«Самопомощь», практикуемая знатью, не была чрезвычайным положением, гражданской войной или же внезапным возрождением преддоговорного гоббсова «природного состояния». Не была она и уолцовской формой реактивной максимизации власти, выводимой из международной анархии. Скорее, она являлась всеобще признанной формой юрисдикционного возмещения ущерба, реализуемого пострадавшей стороной. Все светские представители знати имели право улаживать свои споры силой оружия – в том случае, если они проиграли в суде и, что самое замечательное, если они выиграли, – поскольку в отсутствие верховной исполнительной власти исполнение приговора возлагалось на оправданную сторону.

Можем ли мы в таком случае осмысленно различить усобицу и войну в европейском Средневековье? Бруннер утверждает, что сами жители христианской Европы различали усобицы и войны только по величине конфликта, а не по их основополагающим принципам [Brunner. 1992. Р. 33–35]. Он подкрепляет эту интерпретацию указанием на то, что ведение войны (легальной усобицы) между меньшими сеньорами и между могущественными монархами осуществлялось в соответствии с одними и теми же формальными процедурами. Несмотря на частое нарушение этих ограничений или принципов, мы видим в них способ разрешения конфликтов, который (1) применялся как внутри «государств», так и между ними; (2) рассматривался в качестве легитимной формы возмещения ущерба; (3) не покрывался тем или иным отправным международным законом; и (4) адекватно интерпретироваться может только на фоне децентрализованной политической власти, основанной на необходимости локализированного присвоения. Конечно, эти способы разрешения конфликтов могут показаться основанием для системы самопомощи, в которой правым оказывается сильный, однако лишь тогда, когда их абстрагируют от их социальной логики и потому грубо уравнивают современные межгосударственные войны со средневековыми усобицами[55].

Так же, как не существовало «международного» понятия войны, не существовало и «международного» понятия мира. Сеньоры всегда находились в принципиально не-мирных отношениях, будь то внутри «государств» или между ними. Они были агентами войны и мира. Поскольку власти, поддерживающие мир, были «функционально дифференцированными», их усилия отражали иерархию миротворцев (королевский мир, божий мир, мир земли, мир городов, мир сеньоров) и были направлены на умиротворение воинственных по своей сути отношений внутри знати. Словаря анархии и иерархии недостаточно для понимания такого положения дел. Механизмы умиротворения, в свою очередь, были весьма разнородными, соответствуя многообразию публичных феодальных акторов. Позвольте мне проиллюстрировать это многообразие способов умиротворения при феодальных отношениях собственности, рассмотрев деятельность епископов в X в.

Попытки установить мир в период «Феодальной революции» X в. [Wickman. 1997] всегда исходили от региональных епископов. Мотивом для епископского движения за мир были не абстрактные представления о ненасилии или моральной теологии и даже не сострадание к тяжело страдающему крестьянству, которое испытывало на себе натиск мародерствующей знати. На самом деле они были прямой реакцией на набеги сеньоров на Церковь и казну [Duby. 1980; Flori. 1992а. Р. 455–456; Brunner.