Миф о 1648 годе: класс, геополитика и создание современных международных отношений

Происхождение и переходы между центрированными на города мирами-экономиками Бродель объясняет следующим образом: «Такой разрыв представляется как результат накопления случайностей, нарушений, искажений» [Бродель. 1992. С. 81]^[100]. Не принимая окончательного решения, Бродель пытается объяснить подъем и падение миров-экономик в контексте более широких «вековых тенденций», например господствующей неомальтузианской тенденции, управляющей движением цен и распределением доходов [Бродель. 1992. С. 72–74]. Однако его рассуждения о происхождении миров-экономик и механизмах, определяющих их сдвиги, остаются недостаточными. Никакие общие корреляции не устанавливаются, и мы вынуждены обратиться к случайным причинно-следственным процессам, описываемым Броделем в повествовательных разделах его opus magnum, каждый из которых посвящен определенному миру-экономике. Но даже если мы согласимся с моделью кризиса, описываемого через демографические колебания, Бродель не может определить, почему данная страна в определенный промежуток времени берет на себя роль лидирующей державы в данном реструктурированном мире-экономике. Переходы описываются через понятие эволюции, в которой одни и те же принципы международного разделения труда, режимов труда и соответствующих форм государства снова и снова проявляются во все больших масштабах. Меняется же – более или менее случайно – лишь господствующий актор, находящийся в центре мира-экономики и распределяющий политические и экономические атрибуты всех остальных акторов данной системы. Нам предлагается, таким образом, количественная эволюционная модель масштабного социального изменения, основанная на системной, детерминистской, экономистской и функционалистской теории экономического и политического развития.

Почему Бродель стал развивать такую чересчур общую концепцию? Я полагаю, что его теория основывается на ошибочном и глубоко неисторичном понимании капитализма. В своем повествовании ему не удается выработать устойчивое рабочее определение капитализма. Вместо него мы получаем цепочку импрессионистских набросков, которые в итоге дают понятийное различие капитализма и рыночной экономики. И если последняя означает конкурентный сектор мелкого производства, сам капитализм уравнивается с «большим бизнесом» и монополиями [Бродель. 1992. С. 650; 1993. С. 119–121]. Рыночные экономики – это локальные, прозрачные, справедливые обмены в пределах рынка, основанного на конкурентных сделках. Термином «капитализм» обозначается только привилегированная, иерархическая, замкнутая и делокализованная сфера собственно торгового капитализма. Эта форма коммерческого «монопольного капитализма» является главным унифицирующим и мотивирующим принципом всего повествования Броделя. В нем автором стирается различие между современными частными рыночными монополиями, которые являются экономическими, а не политическими, и докапиталистическими торговыми монополиями, сформированными политическими методами. При наличии последних мы, по Броделю, имеем дело с капитализмом. Именно это политическое определение капитализма позволяет Броделю вернуть государство в качестве персонажа своего изложения.

Однако при рассмотрении средневековых фламандских городов, Ганзейского союза, Венеции, Голландии, Великобритании или Соединенных Штатов выясняется, что все эти миры-экономики являются неизменно капиталистическими, поскольку они пользуются монопольными торговыми преимуществами, которыми они обладают и которых нет у связанных с ними полупериферий и периферий. Единственное заметное различие между всеми этими центрами – это различие между мирами-экономиками, основанными на городах, и мирами-экономиками, основанными на национальных рынках. Но следствия этого различия остаются нераскрытыми [Бродель. 1993. С. 100 и далее]. Поэтому нет ничего удивительного в таком, например, отрывке:

Я утверждал, что капитализм в потенции обрисовывается на заре большой истории, развивается и упрочивается на протяжении столетий… Задолго до появления капитализма его предвещали многие признаки: рост городов и обменов, появление рынка труда, сплоченность общества, распространение денег, рост производства, торговля на дальние расстояния, или, если угодно, международный рынок [Бродель. 1992. С. 640–641].

Такое утверждение вполне согласуется с убеждением Броделя в том, что всегда существовали миры-экономики, которое, в свою очередь, связывается с его концепцией la longue duree, «большой длительности», одной из эманаций которой как раз и оказывается капитализм. Но поскольку на самом деле при подъеме и падении миров-экономик ничто никогда не меняется, Бродель остается пленником своей системы. «Рабство, крепостничество, наемный труд были историческими решениями, социально различными, некой универсальной задачи, остававшейся в своей основе одной и той же» [Бродель. 1992. С. 58]^[101].

Экскурс Джованни Арриги: Вестфалия при голландской гегемонии