Миф о другой Эвридике (СИ)

Охранник зачарованно замер в дверном проёме. Не только лицо, а весь запечатанный в смокинг организм его опять напрягся в безнадёжной попытке понять, зачем он подчиняется этим двоим странным близняшкам с синими глазами… Что за невидимый обруч стиснул голову? Отчего сердце так тарабанит?..

– Вон!

Когда дверь захлопнулась, девочки подошли к дивану, где продолжал сидеть человек, хотя уже не в прежней развальной позе.

– То, что ты один, тоже хорошо, – рассудила Эля, – Невинные люди не пострадают.

На лице человека уже не удивление было, а мутное недоуменье-разлад.

– Дети, вы что, охренели реально? Что за балаган? Чего надо?

– Дяденька, у нас дело к тебе, – язвительно сощурилась Юля, – Хотим продаться с сестрой за границу. Невтерпёж нам. Нужны же там, за границей, старым, богатым ублюдкам молоденькие девочки. Помоги, а, дяденька! Денежки за нас получишь, хорошие денежки.

– Тебе ж не впервой, правда? – добавила Эля.

Человек очень медленно поднялся с дивана, распрямился. Рост у него вышел почти такой же, как у синичек. Складки над губами погнулись, сдвинулись вниз.

– Дети, вы головками очень сильно ударились, это плохо. Вам надо в семнадцатую больницу, в детское отделение. А вы ко мне пришли, я же не врач, дети…

Голос его был плавен, почти ласков. Он ещё не решил, как правильно реагировать.

– Ты не врач, – с неумелой ненавистью сказала Эля, – Ты – гнусная сволочь! Сколько ты вывез, продал, таких, как мы! Обманом, силой… Сколько ты жизней изувечил!

– В-вы… вообще, соображаете, хоть каким-то местом?

– Мы?! Ах ты, гад! Нас самих… Такие же подлые гады… Вы – хуже убийц!

Худощавый человек прошёл через комнату к своему чёрному столу, заворожённо разглядывая девочек, но недоподнимая отчего-то свой взгляд до их взглядов. В человеке проснулись и действовали два не очень дружных меж собой начала: честный инстинкт и властная логика. Почуявший что-то инстинкт пытался заполнить его едкой пеной тревоги и страха перед неведомой опасностью. Логика сбивала, гнала прочь эту пену, выплёскивала своё: «Что за дичь, какая, на хрен, опасность?.. от двух случайных сопливых дур?»

– Ладно, дети, – подумав сказал человек, – Будь на вашем месте кто повзрослей, такой бред, такой огульный поклёп ему бы дорого встал. С малолетними психами я счетов не свожу. Если вы уйдёте отсюда быстро и насовсем, то, может быть, с вами ничего не случится. Я говорю. Моё слово – закон. Но если замешкаетесь…

– А ты не понял ещё, с кем имеешь дело. Сейчас поймёшь, – голос у Юли снизился и потерял звон, – Не нам, тебе условия. Куда вы отвозите девушек? Где их переправляют через границу? Кто ещё этим занимается? Если скажешь правду, может быть, останешься жив.

Человек, не торопясь, открыл ящик стола. Медленно поднял пистолет.

– Ну вот, – вздохнул он, – Замешкались. Жаль.

Логика в союзе с пистолетом всегда прибавляет в убедительности и доходчивости, в первую очередь, для хозяина пистолета. «Что всё значит? Кто-то придёт следом за ними? Они для кого-то – живец, затравка? Если б… Они бы не так тупо действовали. Не так лепятся эти дела. Две одиночные истерички? Под «дурью» или просто свихнутые…».

Худощавый человек действительно увидел своим взглядом-понятьем перед собою всего-то лишь двух никчёмных, хотя смазливых, в прикиде, тёлочек-близняшек, рыпнувшихся взять его на понт словесной пургой. Зачем?! Он быстро прокручивал варианты с ними: мочить здесь обоих – глупо и хлопотно; отпуститьуже неохота; спрятать в тайной, звуконепроницаемой каморе, в которую вход из кабинета… а потом, в соответствии…

– Когда я вас пристрелю, – объявил он, направляясь к двери, чтобы запереть её на внутреннюю защёлку, – никто не спросит, что за шум. У меня работают тактичные люди.

– Неужели пристрелишь? – скривила губы одна из них, – Испортишь такой товар.

– Хватит уже с ним!.. – тонко вскрикнула другая, – Он заслужил… Заслужил!

– Пусть сперва скажет, – изменившийся голос первой.

Не только голоса, всё изменилось. Миг времени замедлился, размазался в прозрачный кисель. Посреди мига что-то возникло – прозрачное из прозрачного.

Надменная логика в человеке смялась и сдохла без единого вяка. А звериный берегущий инстинкт наконец затопил его правильным чувством – страхом: шансом спастись от угрозы. Мизерным, правда, шансом, потому что суть угрозы недоступна была инстинкту.

Что-то наблизилось на него. Он ощутил морозный озноб под черепом. Ледяные колючки просыпались по хребту. Сердце стало колотиться изо всех сил, не справляясь со стынувшей кровью. Ватный воздух облепил горло и не давал дышать. Пропали цвета: буйная джунглевая зелень на стенах сделалась серой.

И мутный хаос – едкая пелена окутала сознанье человека.