Миф о другой Эвридике (СИ)

В клинике он не единожды за день встречался с Литой; кроме рабочих разговоров, они иногда обменивались краткими сообщениями о состоянии Эдуарда Арсеньевича (Лита, ездила к нему ежедневно после работы и, конечно, в выходные), синичек и Лоры. На подробные беседы времени не хватало: Рамин выполнял обязанности и главного врача и свои собственные.

Каждый новый день они с осторожным вниманьем, укрытым в обиходной бодрости-деловитости, всматривались друг в друга: «всё ли ладно с тобой, дружище?.. не появилось ли что-нибудь… не то?».

Однажды Рамин заглянул в кабинет Литы в конце рабочего дня. Пациентов уже не было. Лита, не торопясь, раскладывала на столе бумаги, собираясь к уходу.

– Не помешал?

– Конечно, нет. Располагайся. Вид у тебя усталый. Слегка.

– Не замечаю, – он уселся на стул, вытянул вперёд ноги, откинулся на спинку, покрутил головой разминая шею, расслабляясь.

– Зато я замечаю. Как спишь ночью?

– Н-ну… не скажу, что без задних ног… В общем, терпимо.

– Снится что? – вопрос на засыпку.

– Последние дни – почти ничего. Удивительно. Ничего конкретного не могу вспомнить. Так – пустые картинки, шелуха. Часто просыпаюсь. Но и засыпаю быстро. А снегопады, точно, не снились; их бы я не забыл.

– Вот и хорошо, – улыбнулась Лита, – Мне тоже пока не снятся.

– Одолеваем понемногу.

– Не будем спешить с выводами.

– Как Лора? – спросил Рамин, – Пока у тебя живёт?

– У меня. Всё норовит вернуться в свою общагу. Боится стеснить. В приказном порядке не отпускаю. Куда ей, такой… в общагскую суматоху.

– Что-нибудь проявилось?

– Аномального ничего. Всё объяснимо. Две беды на одни плечи: ребёнок… Симон… Первую неделю совсем сломилась: не ела ничего, почти не спала. Мои слова с трудом воспринимала. Все признаки ажитированной депрессии; я тебе рассказывала. Теперь – явно полегче.

– Тоже досталось девчонке.

– Досталось… Кризис уже позади. Привыкает, смиряется. Сегодня решила съездить к отцу. Пусть съездит.

– Не сорвётся там?

– Думаю, нет. Мы с ней… договорились.

– Хорошо, – кивнул Рамин, – Лора из всех нас самая благополучная. Несмотря на всё, что выпало на её долю. Её душевные мучения, её депрессия – реакция человека на человеческие обстоятельства. Тогда, у пещеры, она стояла дальше всех, за нашими спинами. И в пещеру не успела зайти. На неё меньше всего воздействовала та проклятая вспышка – адская сила.

– Почему адская?

– Пусть не адская, но… запредельная. Вот думаю – откуда взялась? Периодически, раз в семь лет, а может быть, периоды меняются, на считанные мгновенья открывается брешь… диафрагма в некий мир, несовместимый с нашим. К нам вторгается его энергия – чужая энергия, возможно, направленная чьей-то разумной волей. При прямом близком воздействии она может отнять сознание человека, как случилось с Эдуардом Арсеньичем. Или – жизнь: остановить сердце, как было семь лет назад с пациентом Смагина.

Эдуард Арсеньич уже целый месяц в глубокой коме. И никаких изменений пока нет. Так?

– Никаких, – вздохнула Лита, – Если в первую ночь удалось во сне соприкоснуться с его пропавшим сознаньем, то теперь ничего не выходит. Я несколько раз ночевала с ним рядом, пыталась изо всех сил – ничего.

– Всё-таки – он жив, продолжает жить. У него могучий дух. Есть надежда.

– Конечно…

– И в нас, в тех, кто оказался в пещере после вспышки, тоже проникли какие-то импульсы; они повлияли на психику, на наше самочувствие и, наверное, на наши поступки. Мы с тобой этого меньше всех впустили в себя – понятно почему. Это проявилось в Симоне – он был рядом со вспышкой. Но самым странным образом это проявилось в синичках. Причём не сразу, лишь на второй день…

Оба вспомнили лежащего на траве Смайла с мёртвыми, расширенными от внезапного ужаса глазами: миг встречи со взглядами двух пятнадцатилетних девчонок.

– Как Юля себя чувствует? – спросила Лита.

– Практически здорова. Рана зарубцевалась. Никаких осложнений.

Лита вздохнула.

– Почти ведь дети ещё. А уже столько мерзости им досталось. И беды… Несправедливо.

– Они словно повзрослели на десять лет за этот месяц. Изменились. Уже другие характеры, другие манеры.

– Тяжёлое это повзросление. Ненадобное. Ни опыта, ни предвиденья, ни осторожности.

– Да, осторожности нет. Слишком уверены в себе, в своих новых силах. Ждут причины применить их. Неосознанно, в общем… но ждут. Так мне показалось.

– Дай Бог, чтоб ещё раз не выпала им причина! – неуютно повела плечами, Лита.

– Об этом и речь, – согласился Рамин, – Здесь и опасность. С их человеческими плюсами-минусами, с личностными проблемами можно разобраться, умеем мы разбираться. Но то, что пришло в синичек из той проклятой пещеры неподвластно пока ни нам, ни им самим. Нечеловеческое.

– То, что пришло во всех. Импульсы запредельной энергии.