Шиллер тоже держится того мнения, что у римских властей не было никакого основания особенно карать новую веру. «Да и как непосвященный мог знать, о чем идет речь в каком-то сравнительно маленьком религиозном кружке, который еще не порвал с иудейством и для стороннего наблюдения мог казаться вполне тождественным с ним? Ибо, исключая Иерусалима, характер какой-нибудь общины едва ли был таким отличительно иудео-христианским, какой носила римская община этого времени». Если же допустить, что под «христианами» Светония следует понимать мессиански настроенных иудеев, «мессианцев», которые со своей верой в близкий конец света и гибель мира от огня радовались пожару Рима и поэтому возбуждали к себе народную ненависть, то тем самым связь между ними и историческим Иисусом была бы поставлена под вопрос, а доказательность вышеуказанного места; у Светония в пользу существования такого Иисуса свелась бы к нулю. Впрочем, против такого предположения говорит еще и полное молчание Иосифа о несчастии с его единоверцами, хотя он обычно не скрывает никаких злодеяний Нерона. Да и Павел Оровий, друг и поклонник Августина, хотя ссылается на изгнание иудеев из Рима при Клавдии, явно черпая свои сведения из Светония, — больше того: даже упоминает о Нероновом гонении, которое, по его словам, распространилось по всем провинциям империи, — однако, при этом нигде не называет в качестве своих источников и свидетелей ни Тацита, ни Светония. Если принять во внимание, что ни Траян, ни Плиний в своей переписке не касаются Неронова гонения на христиан, хотя для этого был очень удобный случай при обсуждении необходимых мероприятий против христиан в Вифинии, то едва ли не придется признать вместе с Ошаром и эту заметку у Светония в его «Жизни Нерона» за позднейшую вставку.
Аргументы против подлинности.
Далее, что касается самого места Тацита, то наивная вера, с какою ранее обычно рассматривали его не только за границей, где, между прочим, голландец Пирсон, Эдвин Джонсой, анонимный автор «Antiqua Mater» оспаривали его подлинность, но и в германской науке, уступила место законному сомнению. Кроме Бруно Бауэра, особенно Г. Шиллер указал на незамеченные раньше трудности в понимании Тацитова предания, да и Арнольд, несмотря на свое стремление доказать неосновательность неблагоприятного приговора о разбираемом месте римского историка, признает, «как мало понятно в действительности это сообщение, которое до сих пор считалось таким простым и ясным». Больше того: по мнению Ошара, само место заключает в себе также много трудностей и со стороны словесного выражения. Это в особенности касается фразы: «Igitur primum correpti, qui fatebantur, deinde indicio eorum multitudo ingens haud proinde in crimine incendii quam odio humani generis convicti sunt». Шиллер называет это место «одним из самых трудных у этого сентенциозного писателя» и прибавляет: «Сама собою напрашивается мысль, что он в своем повествовании как нарочно оставил потомству загадку, которую и сам не разрешил».
Там прежде всего стоит «multitudo ingens»[16] христиан. Даже Арнольд в этих словах видит «риторическое преувеличение» (гиперболу), которое противоречит всему тому, что мы знаем о распространении новой религии в Риме того времени. Вопрос только в том, кто в данном случае преувеличил, — Тацит ли, заинтересованность которого преувеличением числа христиан вряд ли может быть доказана, или же позднейший христианский интерполятор, у которого такое преувеличение было бы вполне естественно, чтобы уже тем самым доказать быстрое распространение и чудесную притягательную силу культа Иисуса?
Далее, там же Имеется «fatebantur»[17]. Теологи-писатели, вроде Ренана, Вейцзекера и др., относя это выражение к вере схваченных, тем самым причину гонения на последних видят в их христианстве. Да и ф.- Соден переводит: «Прежде всего были схвачены все те, которые открыто признались в христианстве» и т. д. Между тем Шиллер, учитывая совершенно обособленную жизнь христиан того времени, вполне правильно считает невероятным, чтобы одни из них, отделяясь от всех остальных, «открыто признались, в учении, которое, ведь, собственно говоря, еще не было вероисповеданием и потому было никому непонятно» (435). На основании этого он, подобно Арнольду, выражение «fatebantur» предпочитает относить скорее к преступлению, т. е. к поджогу Рима. В таком случае здесь, как это обычно признается некоторыми историками, например, Нейманом, речь шла бы, вообще говоря, не о гонении на христиан в религиозном смысле, а только о чисто полицейских мероприятиях.