Миф об утраченных воспоминаниях. Как вспомнить то, чего не было

– Профессор Лофтус, – отчеканил он (его голос со среднезападным говором звучал в трубке четко и ясно), – как нам доказать обратное? Как мне доказать, что я ничего не делал?

– Что ж, я не могу этого доказать, – сказал он, отвечая на собственный вопрос, – поэтому я решил сделать кое-что еще. Состояние моей дочери – ее зовут Меган – начало ухудшаться, когда она стала ходить к психотерапевту, который специализируется на таких вещах, как духовно-психологические вопросы, реабилитация жертв насилия и неблагополучные семьи. Я подумал: лучше будет выяснить, что же именно происходит на этих психотерапевтических сеансах, поэтому я нанял частного сыщика. Это женщина, и она притворилась пациентом с теми же симптомами, что у моей дочери. Ее прослушивали, и у меня есть аудиозаписи с ее сеансами. Я знаю, что вы провели несколько экспериментов по внушению и формированию ложных воспоминаний, и я подумал, что вам будет интересно послушать эти записи.

– У вас есть записи с сеансов психотерапии? – спросила я, взволновавшись.

Если Майк Паттерсон действительно получил записи с сеансов, во время которых психотерапевт не знал, что разговор записывается, у него было то, чего не было больше ни у кого. Хотя критики терапии по восстановлению вытесненных воспоминаний подозревали, что предположения, ожидания и давление со стороны психотерапевта могут влиять на процесс, у них не было ни единого доказательства. Все, что у них было, – это субъективные воспоминания психотерапевтов и пациентов о том, что происходило во время сеансов, а эти воспоминания подвержены тому, что психологи называют «ретроспективным искажением». Ретроспективное искажение возникает, когда мы думаем о прошлом и изменяем некоторые факты или заполняем пробелы преувеличениями и догадками или принимаем желаемое за действительное. Мы склонны помнить детали, которые делают нас «хорошими» (счастливыми, умными, щедрыми, сочувствующими, толерантными, великодушными и т. д.), и игнорировать то поведение, мысли или эмоции, которые могут выставить нас «плохими» (равнодушными, беспечными, манипуляторами, грубыми, грустными, упрямыми, эгоистичными и т. п.).

Недостаток объективных сведений – одна из причин, по которой так трудно изучать память. Когда люди вспоминают события из прошлого (и когда нет видео- или аудиозаписей, с помощью которых можно было бы подтвердить или опровергнуть эти воспоминания), как мы можем знать, что на самом деле произошло? Например, предположим, что вы – ученый, изучающий взаимосвязь между количеством жиров в рационе человека и развитием рака груди. Вы решаете побеседовать с группой женщин, страдающих от рака груди, и с теми, у кого его нет, задавая им вопросы о рационе и пищевых привычках. Даже если женщины постараются отвечать точно и честно, они неумышленно могут дать неверные или искаженные ответы, потому что они забыли, что именно ели в какой-то конкретный день. Еще они могут преувеличить долю здоровых продуктов и преуменьшить долю вредной, жирной пищи в своем рационе.

Какими бы ни были причины неточностей, вы придете к неверным выводам. Но предположим, что вы предвидели проблему ретроспективного искажения и обычных процессов искажения воспоминаний и пошли на небольшую уловку, тайно установив видеокамеры на кухнях и в столовых участников. (Впрочем, Комитет по подбору участников научных исследований никогда бы такого не одобрил.) Теперь можно соотнести субъективные ответы, подверженные ретроспективному искажению, с объективными видеозаписями и прийти к более точной версии «правды».

А значит, вот что было у Майка Паттерсона: объективная и точная версия «правды» о манере конкретного психотерапевта задавать вопросы и взаимодействовать с пациентом. И хотя мы не можем использовать записи Паттерсона, чтобы определить достоверность воспоминаний его дочери, они, по крайней мере, помогли бы нам понять, что происходило во время психотерапевтических сеансов.

«Всего у меня есть четыре записи, – сказал Майк. – Я не знаю требований закона, но мне сейчас уже не до этого. Я считаю, что моя дочь стала жертвой суггестивных психотерапевтических техник. Я думаю, что ей не повезло, она искала психологическую помощь у благонамеренного, но неопытного психотерапевта, который думает, что любую проблему в этом мире можно объяснить сексуальным насилием. Я сделал то, что должен был, чтобы доказать свое предположение. – Его голос стих. – Моя цель – не месть, доктор Лофтус. Я всего лишь надеюсь вернуть дочь».