Миф об утраченных воспоминаниях. Как вспомнить то, чего не было

В течение первых четырех часов допрос не записывался, но, согласно воспоминаниям Инграма, детективы снова и снова спрашивали его, почему Эрика и Джули выдвинули эти обвинения, раз они ложные. И хотя Инграм не мог ничего ответить, он был готов признать, что в его семье существовали проблемы. Он пытался выразить свое мучительное смятение через вопросы, на которые он не знал ответов: «Почему девочки не разрешают мне и Сэнди обнимать их? Почему мне так трудно общаться с детьми? Почему Эрика и Джули внезапно съехали из дома?»

Следователи пытались постепенно сосредоточиться на деталях, задавая конкретные вопросы. Они обвинили Инграма в том, что он изнасиловал Эрику двумя месяцами ранее, прямо посреди ночи, всего лишь за несколько дней до того, как она покинула родительский дом. Во что он был одет в ту ночь? Инграм ответил, что обычно, проснувшись посреди ночи, он надевал темно-бордовый халат. Что он сказал Эрике? Что он с ней сделал? Инграм ответил, что не помнит ни как входил в комнату Эрики посреди ночи, ни как насиловал ее – ни в сентябре, ни когда-либо.

Следователи объяснили Инграму: он похоронил соответствующие воспоминания, потому что не мог принять тот факт, что насиловал собственных детей. Они продолжали по частям выдавать ему информацию из заявлений его дочерей, надеясь подтолкнуть его память, а Инграм начал молиться, прося Господа о помощи. Пока он молился, следователи обрушили на него жестокую реальность, пытаясь сыграть на его чувстве вины и любви к детям. По словам Инграма, они снова и снова говорили: «Помоги нам. Помоги своим дочерям. Ты единственный, кто может им помочь. Ты был там. Ты должен помочь нам. Мы знаем, что ты знаешь. Ты недостаточно честен. Ты держишь это в себе. Ты должен это отпустить. Расскажи нам, что случилось».

Однако Инграм не мог вспомнить, что насиловал своих детей. Как же он мог рассказать следователям, что случилось, если он даже не помнил об этом? Детективы отвергали его попытки все отрицать, повторяя три базовые истины.

Истина первая: его дочери – порядочные и ответственные девушки, которые не стали бы лгать о таких важных и значимых вещах, как сексуальное насилие и инцест. Инграм охотно согласился с этим утверждением. «Мои дети честны, – без конца повторял он. – Мои дети всегда говорят правду».

Истина вторая: разум сексуальных насильников, неспособных признать весь ужас содеянного, часто вытесняет воспоминания об их преступлениях. Инграм частично был с этим согласен, ведь он лично видел, как насильники и педофилы, да и, в сущности, большинство людей, обвиненных в жестоких преступлениях, отрицали выдвинутые против них обвинения и говорили о потере памяти. Но все же Инграм возражал: его желание узнать правду было сильнее, чем страх перед содеянным, и он был полностью готов признаться в этих преступлениях… если бы только он мог вспомнить, что совершил их.

Истина третья: единственный способ добраться до правды – признать, что он изнасиловал дочерей. Если он признается, воспоминания автоматически вернутся к нему.

Теория о вытеснении, лежащая в основе второго и третьего утверждения, показалась Инграму разумной. Это была попросту мирская версия церковной теории о дьявольских уловках: Сатана пытается уничтожить воспоминания о злых деяниях, чтобы он мог продолжать губить человеческую душу. Но если одержимому хватит мужества признаться, на него снизойдет понимание своих собственных действий, и твердая рука Господа направит его на путь истинный.

Инграм отчаянно желал, чтобы на него снизошло озарение и он узнал правду, но его мучил страх. От страха у него сводило желудок, а сознание затуманивалось. Страх был подозрительно похож на нечто живое, что поселилось внутри его и пустило корни, и это нечто, казалось, разбухало и росло в самом центре его «я». Ему чудилось, будто он слышит пробивающийся сквозь страх голос Господа. Признайся! Признайся! Ему почти казалось, что сам Бог разговаривает с ним.

После четырех часов допроса Инграм согласился сделать официальное заявление. В 14:46 включили диктофон.

– Пол, я разговаривал с Эрикой и Джули, – сказал один из следователей, – и они рассказали мне о нескольких случаях неприемлемых сексуальных контактов между вами и каждой из них. Можете рассказать, что вы помните о том, как дотрагивались до них? Что, по вашему мнению, было неуместным?

– Ну… Мне было сложно, хм, признать это, – пробормотал Инграм, – но я действительно полагаю, что предъявленные обвинения небезосновательны и что я действительно надругался над ними и насиловал их, и, возможно, на протяжении долгого времени. Мой разум вытеснил воспоминания об этом. Э-э, возможно, я очень успешно скрывал их от самого себя, и теперь я пытаюсь их вернуть. Э-э, и со слов девочек я… я знаю, что это не может быть неправдой и что я действительно все это сделал.

– Но почему? – вмешался один из следователей. – Почему вы говорите, что это не может быть неправдой?