Миф тесен

Чувство, которое послало людей убить несколько редакторов, верстальщиков и стариков-художников, широко присутствует и у нас, и среди украинцев, хотя именно в мусульманской среде оно в последнее время разрослось, как нигде. Это — необыкновенно сильная тяга к отталкивающему, саморазрушительная фиксация на неприятном. Десятки тысяч беспокойных русских, украинцев, арабов, персов разных взглядов начинают день с того, что включают радар и прицельно сканируют пространство: что у них там, у гадов сегодня на «Эхе», на Первом канале, в «Вестях» — «ру» или «ya», в ночном выпуске очередного «Укринформотпора», не сказал ли кто гадость в адрес нашего народа, армии, партии, веры — а вот и сказал, не оскорбил ли кто ислама, нет ли где карикатур — а вот и они, поубивал бы всех.

Такой человек не случайно натыкается на неприятную для себя информацию, он ее вожделеет. И эта неприятная для него информация — как правило, вообще не информация, а точка опоры. По-настоящему неприятной информацией для него была бы умная статья или книга, учитывающая и его собственную точку зрения, рассуждающая и ставящая точные вопросы. А эта, вражеская, информация — как раз в высшей степени приятна. Мало того, что бодрит, она еще позволяет самому без оглядки перейти к такому же сорту высказываний: сказать как отрезать правду-матку, раз они так, то и я.

Беда не в том, что есть какие-то издания, в которых рисуют карикатуры на Пророка, компартию Китая, имама Хомейни или Св. Троицу: если их закроют, кто-то да нарисует про Троицу на заборе. Беда в том, что в избытке людей, которые, встав поутру, специально отправятся этот забор искать и не успокоятся, пока не найдут.

Если же забора не находится, нужное содержание додумывается. Во время датских карикатурных скандалов было замечено, что разгневанные, грозящие редакторам и миру мусульмане не то что не видели тех самых картинок, из-за которых гневались, а представляли себе, воображали, пересказывали и даже показывали друг другу совсем другие, несуществующие. Если радар обиженных чувств не найдет своего забора, он легко подставит на его место воображаемый и нужным образом раскрасит.

Именно поэтому парижские, афганские, йеменские исламисты, не читающие по утрам французских газет, не знающие даже их названий, так прицельно натыкаются на рисунки в малотиражных изданиях, которых я, читающий по-французски с детства, ни разу не открывал.

Часто этот навык сочетается с полной, абсолютной и окончательной серьезностью, некоторой волчьей неспособностью к повороту головы, эволюционно задержавшимся прямоглядением. Полным отсутствием полезного умения перевернуть мир и понять, что сам ты, какой есть, со всеми твоими взглядами, одеждой, душой и мыслями, можешь оскорблять чьи-то чувства. И оскорбляешь, скорее всего.

Папа Вильям, — сказал любопытный малыш,

Голова твоя белого цвета,

Между тем ты всегда вверх ногами стоишь.

Как ты думаешь, правильно это?

Сожжение Аристотеля

В типовом русском приходе вам расскажут, что «Христос не смеялся». Умберто Эко давно описал разлом между фундаментализмом и смехом. В «Имени розы» монахи-фундаменталисты всеми силами, ценой убийства прячут от человечества ту часть поэтики Аристотеля, которая посвящена комедии и оправданию смеха. Ведь если такой серьезный автор, как Аристотель, написал целую книгу о важности комедии, смех — серьезное и важное дело. «Смеющийся и не почитает то, над чем смеется, и не ненавидит его. Таким образом, смеяться над злом означает быть неготовым к борьбе с оным... Смех — источник сомнения, предаваясь смеху, безрассудный провозглашает: Deus non est... Уверенным движением он занес над головой руку и швырнул Аристотеля в самое пекло».

В последние годы мы почему-то тоже движемся в сторону этого несмеющегося мира: сакрализуем один предмет за другим — историю, литературу, музыку, секс, выдачу водительского удостоверения. В Украине же сакрализация и наступление смертельной серьезности по всем фронтам идут просто военными мобилизационными темпами. Никаких карикатур про Бандеру: только шествия и гимны.

Нам часто кажется, что мы живем в мире избытка смеха и дефицита серьезности. Лучшая иллюстрация — закадровый смех в телевизоре: вам еще не смешно, тогда мы идем к вам, в каждый дом, в блестках и перьях, с глупыми лицами и словом «теща» — смешное же слово, правда. «Жопа» тоже смешное — но его мы не скажем, потому что мы шутим с вами на русском языке, а он уже сакрализован министерством культуры и очищен от плевел. Плевелы есть, а слова нет.

Но если внимательнее приглядимся к нашему русскому миру, мы увидим, что область смеха очень ограничена и продолжает сокращаться. А у современного исламского мира — это вообще чуть ли не главная черта, а не Омар Хайям и Ходжа Насреддин.