Различие, аналогичное тому, которое есть между мифической и сказочной связью событий, можно обнаружить и между мифической и эпической связью событий. Из сравнения мифологических и героических песней «Старшей Эдды» очевидно, что в последних события в гораздо большей степени предопределены предшествующим, чем в первых. Однако в отличие от событий в волшебных сказках в героических песнях они предопределены, как правило, не интересами повествования, а тем, что герою было суждено при его рождении, т. е. его судьбой, и тем, что всякий герой должен выполнить, т. е. героической этикой. Таким образом, это не формальная, а, так сказать, этическая предопределенность. С характером этой предопределенности событий в героических песнях «Старшей Эдды» связано, вероятно, и то, что герой в этих песнях, в противоположность мифическому герою, всегда идеальный герой (ср. ниже). Однако, по-видимому, этическая предопределенность событий возможна иногда и в мифах. Так, ее можно обнаружить в мифе о смерти Бальдра (Мл. Э., 81–86). Сны Бальдра, предвещавшие опасность для его жизни, предопределили и все последующее: и то, что Фригг не взяла клятвы с побега омелы, и то, что Локи сумел этим воспользоваться, и то, что Бальдр был сражен побегом омелы на смерть, и то, что не удалось вернуть его из Хель. Возможно, что не случайно Бальдр — единственный идеальный персонаж в эддических мифах (ср. ниже).
То, что мифическое будущее принималось за реальность, всего очевиднее в эддическом мифе о конце мира. И в «Прорицании вёльвы» (Ст. Э., 13–15), и в «Младшей Эдде» (Мл. Э., 88–95) рассказ о конце мира не отчленен от рассказа о том, что некогда произошло или искони существует. В русском переводе это уже существующее будущее описывается либо с помощью формы будущего времени (например: «И тогда
В «Младшей Эдде» рассказ о конце мира предвосхищается еще в рассказе о сотворении мира: «Суртом называют того, кто сидит на краю Муспелля и его защищает. В руке у него пылающий меч, и, когда настанет конец мира, он пойдет войною на богов и всех их победит и сожжет в пламени весь мир» (Мл. Э., 20–21). Конец мира несколько раз упоминается в «Младшей Эдде» и позднее (Мл. Э., 29, 30, 37, 52, 58). Но подробный рассказ о конце мира следует только за вопросом Ганглери: «Что можно поведать о гибели богов?» (Мл. Э., 88). В «Прорицании вёльвы» рассказ о конце мира начинается с внезапного скачка из прошлого в будущее:
Однако поскольку прошлое и будущее представлялись одинаково реальными, то вряд ли этот переход из прошлого в будущее казался скачком. Следование будущего и прошлого друг за другом в рассказе, вероятно, было таким же естественным способом передачи временной перспективы, как соположение сцен из жизни одного святого на средневековой иконе.
Представление о будущем как реально существующем в настоящем предполагается верой в судьбу. Обычно, однако, такое представление проявляется только косвенно. Например, в «сагах об исландцах» оно проявляется в многочисленных рассказах о вещих снах, сбывшихся предсказаниях и т. п. Такие рассказы есть и в героических песнях «Старшей Эдды». Так, вся «Песнь о Грипире» — рассказ о сбывшихся предсказаниях. Но, по-видимому, только в мифе возможно соположение событий в прошлом и будущем в одном повествовании. Мифическое будущее представлялось гораздо более реальным, чем то «уже существующее» будущее, которое предполагается верой в судьбу.