— Нам нужен источник информации! — воскликнул он, и коты ошеломлённо уставились на внезапно поумневшего пса.
Мартин смутился и вторую часть фразы произнёс не так уверенно:
— Кто-нибудь из местных… Пафнутий же недаром внизу ошивался, своих небось встретил…
— Что-то мне подсказывает, что наш «м.н.с.» там, где еда! — заявил Рыжий, взяв себя в лапы (в конце концов, не он один попал в переделку). — У колонистов ведь должны быть запасы провизии? — обратился он к Савельичу.
Философ одобрительно пошевелил седыми усами — в мыслительных способностях его «учеников» наметился явный прогресс.
— Ой, я и забыл про поселенцев! — сконфузился Мартин и добавил, оправдываясь: — Мы же думали, что это враки! А если тут Люди живут, то у них непременно имеется кладовая, а в ней — наш Пафнутий! Кстати, а марсианские сутки — это сколько?
— Почти, как наши, земные… — опять затосковал пожилой книгочей.
— Тогда поторопимся, а то ночь закончится и снова захочется пить! — воззвал пёс к распушившимся от холода приятелям и устремился вперёд.
Рыжий и Савельич припустили следом, но вскоре стали отставать — бег на длинные дистанции не входил в число кошачьих достоинств, так что Мартину пришлось перейти на лёгкую трусцу, чтобы не слишком опережать спутников.
Несмотря на невысокий (по его собачьим меркам) темп передвижения, они неуклонно приближались к цели. Близость пирамиды заставляла Мартина нервничать и нетерпеливо оглядываться на семенящих позади котов.
— Я только туда и назад! — наконец не выдержал он и рванул во всю прыть своих крепких длинных лап.
Раздался звук, похожий на удар по листу металла, а затем скулёж Мартина и долгий, протяжно затухающий гул…
Глава двадцать шестая, в которой Мартин сообщает мрачное известие
Рыжий и Савельич замерли, испуганно вглядываясь в черноту марсианской ночи и вслушиваясь в странный гулкий звук и страдальческие завывания пса. Словно кто-то ударил по наковальне, а в качестве молота использовал их приятеля.
— Я во что-то врезался! — наконец пожаловался Мартин вполне членораздельно, и коты облегчённо выдохнули.
В несколько прыжков они достигли обиженного неизвестными обстоятельствами пса и с удивлением огляделись.
— Тут ничего нет! — растерянно молвил Рыжий, ожидавший увидеть как минимум огромный железный таз, наподобие тех, в которых замачивали бельё в прачечной Зимнего дворца (где он когда-то служил мышеловом).
Философ, как всегда, не спешил с выводами, внимательно всматриваясь в ландшафт, особенно скудный в отсутствие дневного света. Взметнувшаяся до неба громада то ли скалы, то ли рукотворной пирамиды находилась совсем близко, всего в каком-нибудь часе кошачьего бега. Внезапно она исчезла, и Савельич лишь спустя мгновение сообразил, что марсианский пейзаж окутало плотное облако пыли, поднятое порывом ураганного ветра.
Озадаченный книгочей покосился на приятелей — вдруг их тоже накрыло песчаным вихрем и только он не почувствовал ни малейшего дуновения. Однако друзья смирно сидели рядом, устремив на него вопросительные взоры и надеясь получить исчерпывающие объяснения по поводу того, что случилось с Мартином. Казалось, они даже не заметили никаких новых необычностей.
Савельич наморщил лоб, пытаясь вспомнить, дул ли вообще ветер с того момента, как они ступили на красную планету, известную астрономам своими пыльными бурями. Но в его размышления вторгся восторженный возглас Мартина.
— И тут был Пафнутий! Не так давно!
Пёс принялся шумно фыркать, водя носом почти по самой земле (или «марсе», как выразился бы сам Мартин) и вздымая фонтанчики из сухого песка. Неожиданно его радость сменилась тревогой, немедленно передавшейся котам.
— С ним что-то случилось? — жёлто-зелёные «блюдца» Рыжего приготовились наполниться солёной влагой.
Не отвечая, Мартин проследовал к норе, вход в которую загораживал камень, аккуратно подогнанный под нужные размеры.
— Его тело затащили сюда! — мрачно сообщил пёс.
— Может, он сам забрался? — осторожно молвил Савельич, отказываясь верить в кончину «младшего научного сотрудника».
Мартин обвёл друзей унылым взглядом:
— Его долго волокли за хвост двое неизвестных, из тех, что населяют эти подземелья.
Про себя он машинально отметил, что правильнее было бы сказать «подмарсенья», но уточнять не стал — и так ясно, что с их маленьким приятелем случилась непоправимая беда.
— Не успели! — всхлипнул Рыжий, и даже философ почувствовал, как в его сердце шевельнулось горестное сожаление о безвременно почившем «никчёмном балласте».
Кто бы мог предположить, что белобрысый помощник юного химика помрёт не от ожирения, вызванного чрезмерным употреблением сладких эликсиров, а повторит участь известного человеческого путешественника Джеймса Кука, послужившего обедом для кровожадных аборигенов! (Впрочем, последние исследования, кажется, опровергли эту давно устоявшуюся версию.)