Он не успел додумать эту мысль до конца, так как к нему подбежала Мюриэль:
– Пойдемте играть в «стоя, стой – сидя, иди»! – крикнула она, хватая его за руку.
– Кажется, довольно глупая игра, – ответил Кранах.
– Ну и уходите! – Она резко отбросила его руку, – Идите играть в ваши собственные глупые игры, – и она убежала.
Кранах, в смятенных чувствах, пошел сквозь комнаты, пытаясь найти ее. Но ее нигде не было. Он попал в разноцветный зальчик, где кто-то, в окружении совсем маленьких детей, надувал огромный золотой шар. Оттуда боковая дверь выпустила его на короткую мраморную лестницу, по которой он спустился в сад. Здесь он увидел Мюриэль. Она стояла, широко расставив ноги, на бортиках каменной чаши. В чаше темнела вода и плавали кувшинки. Пахло тонким снегом, лежащим на живой траве. На Мюриэль было простое белое платье до колен и черная куртка с гербом лицея. Узкие черные туфли с квадратными золотыми пряжками напоминали о восемнадцатом столетии. На ее лицо падала тень от дерева. Рядом с каменной чашей сидела каменная собака, привязанная к чаше бронзовой цепью.
– Простите меня, – сказал Кранах, подходя. – Я обидел вашу игру. Я был не прав.
– Просто вы не поняли, – произнесла Мюриэль. – Это совсем не глупая игра.
– Я не хотел играть на виду. Там сидит этот кардинал. Завтра я уезжаю.
– Кончаются ваши «собачьи дни», – сказала она и наступила ногой на голову каменной собаки.
– Да. И я хотел… Я должен сказать вам, хотя мне совершенно не хочется говорить об этом сейчас… Мне придется признаться вам в любви.
– Не думайте, что если я позволила вам кое-что, там, в мандариновом домике, у ваших друзей Ласси, то это дает вам право… Зачем вы влюбились в меня?
– Это был подарок. Впрочем, какое вам дело до моих суеверий?
– Ваш друг, этот Гвидо Ласси, он ужасен. Я думаю, он шпион Англии.
«Вполне возможно», – подумал Кранах.
Внезапно она наклонилась, держась за ветвь дерева, и быстро поцеловала его. Затем, уворачиваясь от его рук, перепрыгнула на соседнюю каменную чашу. В этой чаше не было кувшинок и вода казалась темнее. Зато в центре восседал божок, выливающий воду из морской раковины. Это был фонтан, но вода сочилась незаметно, и текла она из уха мраморного божка.
– Здесь живет серая, толстая, сонная рыба, – сказала Мюриэль, глядя вниз, в воду.
– Вы видите ее?
– Нет, вода мутная. Но я знаю ее. О чем это вы думали, когда я позвала вас играть? У вас был такой мечтательный вид.
– О власти. Я смотрел на кардинала. Эти старики так долго властвовали над миром…
– Это мир властвовал над этими стариками, – перебила его Мюриэль, продолжая глядеть вниз, в воду, – А теперь он уже над ними не властен. Потому что старики стали слишком уж старые. А мир стал молодой и глупый.
– Они властвовали, опираясь на имя Бога. Еще один поцелуй, и… Но потом оказалось, что Бога нет.
– Бог есть, зато у Него нет имени, – произнесла Мюриэль.
– Один протестантский религиозный деятель как-то раз обмолвился, что девушка в шестнадцать лет и есть Бог. Так что Бог – это вы. И имя Бога – Мюриэль де Мео.
– Не кощунствуйте так бессмысленно! Скажите еще, что Бога зовут Гвидо Ласси и что это мужчина сорока пяти лет. Через несколько месяцев, в мае, я перестану быть Богом, и вы забудете меня. Мне станет семнадцать.
– Я хочу… когда я вернусь, быть вместе с вами.
– Я, может быть, тоже хочу этого. Сейчас. Но вы нескоро вернетесь. Эта война продлится тысячу лет. Вы, немцы, вы, знаете ли, жадные. Вы захватите Россию, и вам захочется захватить Китай. А в Китае очень много людей.
– Вы будете верны мне? – неожиданно для самого себя спросил Кранах. Мюриэль усмехнулась и бесшумно хлопнула в ладоши.
– О какой верности вы говорите? Вы для меня – одна из бесчисленных личин Зевеса. Я для вас – одна из бесчисленных личин Афродиты. Не так ли? Прощайте, лебедь-дракончик. Напишите мне с войны письмо. Я буду ждать его.
– В доме вашего отца я оставил вам на прощанье телескоп. Смотрите в него почаще и думайте о том, что я люблю вас, – сказал Кранах с поклоном.
Он один вернулся в яркие залы. Мюриэль осталась стоять на краю чаши.
В залах, где только что шла игра, теперь было пусто. Все убежали куда-то, в другую часть дворца. По комнатам летали спиралеобразные ленты. Кресло, в котором недавно с таким трудом перемещалась Мюриэль, лежало навзничь, вытаращившись в потолок всеми своими маленькими львиными головками и огромными львиными лапами. Другое кресло, такое же, выглядывало из-за парчовой шторы.
«Вальтер» встретил Юргена радостно.