Глава 38
Трофей
Есть вещи некоторые в глубине квартир,
Есть вещи в темноте лесов.
Предметы слабости, старинные, как мир.
Кусочки твердые. Комочки в каше снов.
Пусть на запястье вздрогнувший Фракир
Елозит нервно, жертвы возжелав.
Пусть камень с дыркой достает факир
Из ссохшихся и спутавшихся трав.
Ты на рассвете встретишь секретер
В дремучей чаще, там, где водоем.
И воды черные вдруг отразят торшер
И кресла, где сидели мы вдвоем.
В глухом лесу, в глухом лесу, в глухом,
Где не охотятся, где срубов нет и пней,
Журнальный столик с треснувшим стеклом
Уперся ножками в сплетение корней.
Как бы чуть-чуть брезгливо книжный шкаф
Зашел по пояс в омут пожилой,
И набухают корешки впотьмах,
И полки наполняются водой.
Вещь вышла из себя. Вещь стала не в себе.
В глубоком подземелье, у пещерной реки,
Кто-то заламывает пальчики,
Кто-то плачет в темноте,
Ищет «подарок на День Рождения», но не видно ни зги.
Хоть и светятся глаза, но не видно лица.
Лапка лапку трет, перепонки скрипят:
«Моя радость! Где ты?» Но нет кольца!
Подарок украла группа подлых ребят.
«Он мой! Он мой! – кричал графоман. —
Он мой с детства!» Но нельзя отстоять!
Продажные ювелиры отнимут священный подвал.
Можно только скрипеть перепонками. Можно рыдать.
Одному меланхолику к жопе прибивают Подарок гвоздем.
Но и гвоздь не поможет – подарок украдут.
Предмет Поражения не любит ходить вдвоем,
Он не любит слово «Конец», он предпочитает «Капут».
Если ты, дружочек, в ладошке зажал трофей,
Значит, ты в новой цепочке, значит, вошел в Союз.
И ждущий Второго фронта рузвельтовидный Орфей
В самом белом на свете Доме нарежет спелый арбуз.
Рядом с ним Евридика, их не разделит Стикс.
Их не разделит Лета. Лето у них в зрачках.
Во рту уголовного ангела блеск серебряный фикс.
Девушки бегут по льдинам на тоненьких каблучках.
Мебель уходит в дупла, в тину, в хруст шалашей.
Глаза Хозяйки слепы в течение белого дня.
Открывается зрение ночью, чтобы видеть белых мышей.
Чтобы видеть белесость тропинок, скользящих по мякоти дна.
Сегодня, наверное, праздник. Сегодня получишь Предмет.
Ты сможешь сжимать в ладошке собственную судьбу.
Пройдут миллиарды мгновений, проскочат десятки лет,
И вас похоронят вместе в простом деревянном гробу.
И после, в неведомых жизнях, в посмертных сюжетах, в мирах,
Свой сувенир повсюду будешь таскать с собой.
Стирается память. Останутся только ворсинки на швах.
Серое, Плотное, Узкое. Кисточка. Гвоздик. Отбой.
От неожиданного поручицкого вопля Дунаев покачнулся. Он стал легковозбудимым, любое исступление мгновенно передавалось ему, как электрический ток.
– Какое сегодня число? – спросил он напряженно.
– Двадцать девятое февраля! – ответил ему Поручик и начал вертеться на каблуках вокруг своей оси.