Мифогенная любовь каст

– Враг, – кивнул Поручик и прищурился. – Враг – и гораздо более страшный, чем ты можешь представить. Это настоящий Убийца В Белом Халате. Во всяком случае, так его называли во времена Гаруна аль-Рашида. Ты его силу почти не почувствовал – он с тобой просто игрался, как с кутенком. Вот разве что он уничтожил твой Сувенир. Теперь у тебя будут возникать серьезные проблемы с памятью. Тебя лишили хвоста, ослик. Хвоста, который связывал тебя с прошлым. Твой новый профессор когда-то практиковал как акушер – ему ли не знать, как перерезать пуповину? Но не бойся, станешь забывать – тебе напомнят. А про врагов мы тебе и раньше втолковывали – враги они только с одной стороны, в Играх. А за пределами Игр они – не враги. Поэтому пока к одному из врагов в обучение не поступишь – до Источников Игр не доберешься. Тебе бы до Источников Игр добраться и перекрыть их, понял? Тогда Игры иссякнут, и мир излечится. Пора отпустить вещи на свободу, не так ли? Вот только срастется ли у тебя такое дело? Ляжет ли фишка? Ой, не знаю. Ну, как бы там ни было, войну свою выиграешь. До Берлина дойдешь, а может, и дальше. К чужим учиться ступай, потому что война на чужую землю уходит. Там другие дела, другие боги. Поработай у них подмастерьем – наука попусту не провалится. Авось уйдет себе в говно и в сопли, мы потом огородики удобрять будем. Добрее надо быть, Володя. Все для жизни делается, а не для дохлых пауков, – неожиданно заключил Поручик и ласково погрозил Дунаеву пальцем.

– От себя скажу… – добавил Бессмертный, почесывая узкий подбородок. – Я, в принципе, человек скупой и в душе считаю себя собирателем редких предметов. Я был вашим учителем, Владимир Петрович, пока у вас имелся Сувенир. Надеялся, что вы мне его подарите в благодарность за науку. Но Профессор уничтожил Сувенир. Теперь вы как судно без якоря. Прощайте, Дунаев. Отныне вы поступаете в распоряжение богов Запада.

– Спасибо, товарищ Бессмертный, за науку, – сказал Дунаев. – Желаю вам приятной вечности.

– И я вам того же. А теперь смотрите.

Бессмертный указал на одиннадцать фигур. Арзамасов обогнал остальных и уже стоял на краю воронки, глядя на Дунаева. Глаза его светились весельем. Струйка крови от вырезанного на лбу креста запеклась на щеке. Дунаев смотрел на него с другой стороны воронки.

– Ну что же, здравствуй, новый учитель, – наконец произнес он. – Как мне называть тебя?

– Называйте меня Айболит. Я же говорил вам, что у меня было прозвище в медицинских кругах, связанное с болевыми сигналами. Я ведь начинал как анестезиолог при клинике. Кто-то из пациентов кричит «Ай, болит…» или «Ой, болит…», тут же я бегу к нему с инъекцией. Так облегчал страдания. Коллеги вот и дали мне это детское прозвище. Я не в претензии, сжился с этой кличкой. А, гляжу, у вас мой скальпель. Сделайте милость, бросьте его мне.

Дунаев оглянулся – ни Поручика, ни Бессмертного за ним больше не было. Они исчезли. Он бросил скальпель – тот серебряной рыбкой описал дугу над воронкой и был пойман рукой врача. Айболит улыбнулся.

– Спасибо. Вы очень любезны. Вы разукрасили мне физиономию. С вами играть – как с котенком, который еще не научился прятать когти. Хоть называй вас Царапкой. Но теперь мой ход. Я все еще вижу на вашей руке перчатку. Значит, желаете продолжить поединок? Извольте. – С этими словами Айболит достал из внутреннего кармана халата большой ветеринарный шприц, каким делают уколы быкам или свиньям. Он попробовал иглу пальцем, затем посмотрел шприц на просвет – тот был полон прозрачной жидкостью. Затем Айболит метнул шприц в Дунаева – игла вонзилась прямо в пупок. От внезапной боли парторг согнулся, вытаращил глаза и заорал: «А-а-а-а-а!..» Он даже не мог выговорить ни одного слова.

– Больно, голубчик? – участливо спросил доктор. – Сейчас полегчает.

Он снял с ноги ботинок и метнул в Дунаева – ботинок сильно ударил по поршню шприца, вдавив его. Некоторая доза препарата из шприца проникла в тело Дунаева. Боль тут же прошла. По странному и уже знакомому вкусу, появившемуся во рту, парторг узнал Безымянное Лекарство.

Айболитом его окрестил старичок,

Живущий на даче с большою и сложной семьею,

Только сам Айболит одинок, одинок,

И качает седою своей головою.

И белеет он чистым и твердым халатом,

Где болят животы у животных, где хворает жирафик у озера Чад.

Он несет утешенье звериным ребятам,

И лекарство в душе превращается в яд,

Чтобы в рай превратить этот скаредный ад.

Земля взорвалась концертами: прямо из-под Дунаева брызнула танцевальная музыка. С таким напором, как будто она долго сдерживалась.

– Лимпопо! – заорал Дунаев и выдернул шприц из пупка.

– Лимпопо!!! – озверело подхватило все вокруг.