Я знаю о существовании образов Бога и в общем, и в частности. Я знаю, что они представляют собой универсальное переживание, а поскольку я сам не являюсь исключением, то знаю, что и у меня тоже существует такое переживание, которое я называю Богом. Это переживание противостояния моей воли другой, зачастую более сильной воле, которая встает у меня на пути с явно пагубными последствиями, вкладывает в мою голову странные мысли и которая иногда направляет мою судьбу туда, куда я меньше всего хочу, или заставляет ее совершать самые неожиданные повороты, о которых я ничего не предполагал и не имел никаких намерений.[174]
На очевидный вопрос «Почему вы называете это Богом?» Юнг отвечает:
А почему бы и нет? Это всегда называли «Богом». И на самом деле это прекрасное и очень подходящее слово. Кто мог бы откровенно сказать, что его судьба и жизнь были сознательными результатами лишь его сознательного планирования… Я знаю, что я хочу, но я сомневаюсь и пребываю в нерешительности относительно того, придерживается ли Нечто того же мнения или нет.[175]
Безусловно, некоторая сентиментальность и склонность к антропоморфизму побуждает нас иметь более воплощенное представление о боге как о том, кто больше всего похож на нас и, конечно же, разделяет наши моральные ценности и имеет тот же взгляд на внутренние декорации – теории о том, как должен быть устроен мир и т.д. Но устремивши свой взгляд на целый пантеон, на сонм божеств, мы можем видеть, что многие из них не обладают теми индивидуальными свойствами, которые создают у нас ощущение комфорта. Совершенно наоборот: они часто противостоят нам, причем делают это грубо и бесчеловечно.
В данном случае Юнг говорит именно о том, что всегда, когда программа Эго оказывается перечеркнутой, когда оно становится подвластным трансцендентным силам, речь идет о присутствии божества. У того Нечто, о чем или о ком говорит Юнг, есть свое мнение, совершенно не имеющее ничего общего с нашим. Если бы, наоборот, его мнение полностью совпадало с нашим, мы безусловно были бы бессмертны, прекрасны, мудры и всемогущи, – кем мы, конечно, вовсе не являемся.
Говоря о «богах», мы говорим метафорически, как подобает любому подходу к mysterium tremendum [176], великому таинству. Не будем забывать о том, что Боги являются нашими персонификациями, конструктами нашего ограниченного интеллекта, которые указывают на энергии, управляют мирозданием и пронизывают всю нашу сущность. Поэтому при «депрессии» наша сущность перестает находиться в согласии с намерениями богов. Несомненно, боги могут запросто унести нас туда, куда им захочется, включая стабильное состояние депрессии. Но когда мы исследуем психодинамику, то есть динамику души, мы увидим, что депрессия – это выражение энергии, трансцендентной возможным вариантам выбора Эго, хотя она может ощущаться как подавленность.
Быть может, Эго находится под воздействием комплекса (который является отщепленной мифологемой, а иногда – даже целой мифологической системой), или оно теряется в изобилии возможностей воображаемого выбора, как это часто случается с нами в детстве. Ребенок может пребывать в депрессии просто потому, что открывающийся ему диапазон возможностей, реальных или воображаемых, не согласуется с программой его развития, предначертанной богами.