Мифология. Бессмертные истории о богах и героях

О вы, божества, чья вовек под землею обитель,
Здесь, где окажемся все, сотворенные смертными! <…>
…Ради супруги пришел. Стопою придавлена, в жилы
Яд ей змея излила и похитила юные годы.
Горе хотел я стерпеть. Старался, но побежден был
Богом Любви: хорошо он в пределах известен наземных, —
Столь же ль и здесь — не скажу; уповаю, однако, что столь же.
Если не лжива молва о былом похищенье, — вас тоже
Соединила Любовь! Сей ужаса полной юдолью,
Хаоса бездной молю и безмолвьем пустынного царства:
Вновь Эвридики моей заплетите короткую участь!
Все мы у вас должники; помедлив недолгое время,
Раньше ли, позже ли — все в приют поспешаем единый.
Все мы стремимся сюда, здесь дом наш последний; вы двое
Рода людского отсель управляете царством обширным.
Так и она: лишь ее положённые годы созреют,
Будет под властью у вас: возвращенья прошу лишь на время[149]

.

Никто в целом мире не смог бы остаться глухим к его берущей за душу мольбе. Орфей исполнил песню так проникновенно, что

…отпустил Плутон железный
Его с женой из адской бездны[150]

.

Владыки царства мертвых позвали Эвридику и вернули ее Орфею, но с одним условием: он не должен оглядываться на идущую позади него супругу, пока они не достигнут мира людей. Вот уже миновали Орфей с Эвридикой гигантские врата Аида и ступили на дорогу, которая, взбираясь все выше и выше, выведет их на белый свет. Орфей знал, что любимая следует за ним, но ему нестерпимо хотелось хотя бы одним глазком взглянуть на нее, чтобы убедиться в этом. Постепенно расступалась кромешная тьма, сменяясь бледным сумраком, и наконец Орфея встретил лучезарный день. Только тогда он обернулся — увы, слишком рано: Эвридика еще не выбралась из расщелины. Увидев ее зыбкий силуэт, Орфей потянулся к ней, чтобы подхватить, и в тот же миг она пропала, вновь поглощенная тьмой. До него донеслось лишь едва слышное: «Прощай!»

В отчаянии он кинулся было за ней, но его не пустили. Боги не могли позволить живому войти в царство мертвых второй раз. Пришлось Орфею возвращаться на землю одному в неодолимой тоске и скорби. Он удалился от людей и, безутешный, скитался по диким фракийским пустошам, поверяя свое горе только верной лире и без устали перебирая ее струны. Теперь мелодиям Орфея внимали лишь скалы, деревья и реки, единственные его слушатели. В конце концов он столкнулся с ватагой менад — таких же буйных и безумных, как растерзавшие Пенфея. Расправились они и с несчастным музыкантом, разорвав его на части и бросив отрубленную голову в быстрые воды Гебра. В устье реки голову Орфея подхватили морские волны и бережно вынесли к берегам Лесбоса, где ее, нисколько не поврежденную соленой водой, нашли музы и погребли в святилище на острове. Прочие останки они, собрав, захоронили у подножия горы Олимп, в окрестностях которой соловьи с тех пор поют слаще, чем где бы то ни было на свете.

Кeик и Алкиона

Лучше всего об этой паре рассказано у Овидия, который рисует типичную для римских авторов гиперболизированную картину морской бури. Его художественный талант проявляется и в восхитительных подробностях описания обители Сна. Все имена богов в моем пересказе, разумеется, римские.

* * *