Здесь мы подходим к принципиально важной черте, отделяющей мифологического «людоеда» от мифологической «людоедки». Последняя не просто «добрее» (характерный сказочный мотив), но и вообще представляет совершенно иную символическую систему, основывающуюся на «нормальном для мироздания в целом» принципе бинарности. Этот тезис можно пояснить, приведя в качестве примера еще одну «людоедку», тоже в известной степени «северную» (по крайней мере, жившую в Британии) – Кэрридвен, история которой изложена в так называемой «Рукописи Пеньярда». Как следует из предания, эта Кэрридвен уже и в интеллектуальном отношении являлась полной противоположностью киклопу: если для последнего более характерно было «швыряться камнями», «бить людей оземь» и совершать прочие не требующие особой предварительной рефлексии действия, то Кэрридвен, напротив, варила в котле «напиток мудрости», для которого тщательно, сообразуясь с течением звезд, собирала волшебные травы. Некто Гвион, которому было поручено «помешивать варево», случайно отведал напитка и постиг многое из того, что до сих пор являлось для него тайной, – в частности, намерение Кэрридвен его «съесть». Впрочем, это постижение не привело к практическим результатам, поскольку Кэрридвен в конечном счете все равно его «съела»; но принципиально важным моментом данной истории является то, что девять месяцев спустя Гвион снова появился на свет, и на сей раз уже не в качестве
Этот миф (относящийся к числу достаточно распространенных) позволяет понять разницу между идеей «абсолютной смерти», представленной образом «людоеда» (связь которого с миром одностороння, поскольку он только «проглатывает» –
Глава V ОСТРОВ КИРКЕ. ЦЕНТРАЛЬНЫЙ МИФ «МИФОЛОГИИ БОГИНИ»
Покинув лестригонов, Одиссей со спутниками прибыл на остров Айайе. Первые два дня пребывания на острове герои посвятили «вздохам и жалобам»; на третий день решено было произвести рекогносцировку. Заключалась она в следующем: сперва Одиссей самолично взобрался на крутую скалу и осмотрел местность – глазам его предстал густой лес, над которым выразительно подымался столб дыма. Это зрелище, как нетрудно догадаться, направило мысли Одиссея по уже привычному руслу, так что он принял решение приступить ко второму этапу рекогносцировки, а именно: вернуться к кораблю и послать кого-нибудь из товарищей «сведать». Разумеется, данная идея товарищей отнюдь не вдохновила, и, узнав от Одиссея об обстановке на острове, они принялись
Тогда, чтобы положить всему этому предел, Одиссей придумал разделиться на два отряда и бросить жребий, которому из них идти в разведку. Выяснилось, что в разведку пойдет другой отряд – не Одиссеев, а тот, предводителем которого был назначен Эврилох, приходившийся Одиссею родственником; «ни на секунду не прекращая рыданий», этот отряд отправился в путь.
Что же предстало их глазам? На лесной поляне возвышался добротно построенный каменный дом – вокруг лениво, словно собаки на деревенской улице, возлежали волки и львы. Завидев спутников Одиссея, они отнюдь не бросились на добычу с, казалось бы, подобающим случаю диким ревом, а только слегка привстали, помахивая хвостами. Из дома доносилось женское пение, звуки шагов и стук ткацкого станка. «Не позвать ли хозяйку?» – Позвали; золотые двери дома тотчас же распахнулись, и появившаяся на пороге женщина гостеприимно пригласила войти. Все без особых колебаний последовали за нею – все, кроме начальника отряда Эврилоха. Этот, заподозрив неладное, приотстал, потоптался у дома, потом некоторое время сидел в кустах и> так и не дождавшись товарищей, «со слезами на глазах» побежал к кораблю докладывать Одиссею,
С товарищами же произошло следующее: любезная хозяйка дома предложила им угощение – особую смесь из меда, сыра, ячменной муки и «прамнейского вина», известную под названием «». Напиток всем пришелся по вкусу, однако никто и не подозревал, что хозяйкой – тайно замыслившей сделать так,
было подмешано в него украдкой некое снадобье.