Мифология «голодомора»

«Нет лошади, которая больше бы подходила под условия России, чем наша маленькая крестьянская лошадь, — пишет де Ливрон. — Зиму без церемонии хозяин кормит ее соломою на открытом дворе без всякого особенного ухода и присмотра; дает ей овес тогда только, когда едет в дорогу. Весною и летом она усердно пашет и боронует, возит снопы и не требует овса, а довольствуется подножным кормом; осенью и зимою на ней возят в город хлеб и тут начинают давать ей понемногу овса. Эта лошадка верный друг своего хозяина в трудах, не боится ни грязи, ни сырости, ни непогоды, идет и везет воз, купаясь иногда выше колен в грязи, но воз тащит из такой трясины, что если бы туда посадить породистого сильного коня, то он не только с возом, но и сам бы не вышел; у нее не делаются ни подседы, ни мокрецы, она не натирается в плечах, не набивает холку и спину, не простужается от дождей и холода. Кроме способности тащить воз на расстояния тысячи верст по отвратительной осенней погоде и тяжкой дороге, зимой по брюхо в снегу и катаясь с возом из ухаба в раскат, из раската опять в ухаб, она может хорошо скакать и бежать рысью, так что на ней легко можно сделать от 12 до 15 верст в час, делая упряжки без корма от 50 до 60 верст…»

Хорошая скотинка… вот только живет она при этом 10–12 лет, а не до двадцати и дольше, как в той же Англии, где лошадей хорошо кормят и хорошо содержат. Да и жалко ее, живое все же существо…

…Коров в Европейской России по состоянию на 1874 год было 21,6 млн голов, или примерно по две на хозяйство, или по одной на четырех жителей. Правда, еще в 20-х годах XX века высокоудойной считалась корова, дававшая в сутки до 8 литров, а заморенные крестьянские коровенки давали по 3–4 литра, так что и не поймешь, что это за зверь такой: с виду корова, а доится, как коза, и ест всякую дрянь, как коза… Овец было 44 млн голов — немного, а свиней и вовсе 9 млн, меньше чем по одной на двор.

Прикинем теперь, сколько хлеба получал крестьянин со своей земли. Возьмем семью из четырех человек: крестьянин, его жена, сын и дочь. Скота у них — лошадь и корова. Надел на две души — около 3 десятин. Одна десятина под паром. Согласно разным, но сходящимся между собой данным, урожайность в хороший год — около 50 пудов с десятины, или сам-четверт. Соответственно, собрали они сто пудов, из которых 24 пойдут на семена. Остается 76 пудов. Согласно «физиологическому минимуму потребления» образца 1906 года (каковой был зарегистрирован в тот год в 235 российских уездах), человеку в год требуется 12 пудов зерна и пуд крупы (которой пренебрежем) — от урожая остается 28 пудов, 18 — на лошадь (остается 10), 9 — на корову (остается пуд), на… впрочем, ни козу, ни поросенка уже не прокормить, разве что курам хватит. А ведь 50 пудов с десятины — урожай сильного середняцкого хозяйства, эти же почти бедняки, стало быть, еще десяток пудов с десятины долой. Зависимость тут простая: чем беднее хозяйство, тем хуже лошадь (а соответственно, и обработка земли), тем меньше скота (а значит, и навоза). А если неурожай?

Для сравнения: по данным 1874 года, в США с десятины получали около 125 пудов пшеницы или ржи, во Франции — 165 пудов, примерно столько же в Германии. В России же из года в год все оставалось без изменений, лишь земля еще больше истощалась, оттого-то голод и наступал все чаще.

Диагноз: тотальная дистрофия

У нас любят вслед за учеными-аграрниками того времени повторять, что крестьянин-де не заводил у себя современного хозяйства, поскольку был привержен селянскому консерватизму: мол, как наши деды работали, так и мы станем. А также любят у нас говорить о стихийном селянском коммунизме, заставлявшем держаться за общину. Между тем все проще и печальней.