Мифология греков и римлян

в) Представляет интересную подробность указание некоторых источников на то, что умерщвляемые Талосом люди смеялись особым смехом, который получил название «сардонического» или, как пишут источники, «сар–данского». Обстоятельные разъяснения по поводу этого смеха дают платоновский схолиаст и Свида (№ 16 b, с) со ссылками на историков Тимея, Демона, Клитарха и Таррея, а также на известного поэта Симонида.

Древние исследователи, а из новых Велькер, производят название «sardonios» от греческого глагола sairo, указывающего на смех с искривленными губами, не соответствующий внутреннему настроению человека. Другие античные авторы производили это название от острова Сардиния, где будто бы было особого рода растение, вызывающее у людей в результате отравления конвульсии и смех. Собственно, эти непроизвольные конвульсии на лице и производили впечатление смеха. Наряду с этим ряд источников толкует «сарданский» смех как саркастический, злобный, иронический (материалы по этому смеху приведены у нас под № 16). О связи этого сардонического смеха с мифом о Талосе говорит, по–видимому, гомеровский схолиаст (№ 16 а). Интересные материалы приводятся в исследовании Л. Мерклина (Merklin L. D. Talossage u. d. sardonische Lachen. Memoires de l'acade–mie des sciences de St. Petersburg, Memoires des savants etrangers. 1854. VII. Стр. 74). «Сарданский» смех был поговоркой, подобно тому как в древности говорили о смехе ионийском, хиосском и тиринфском. Полного разъяснения существа сарданского смеха в связи с мифом о Талосе пока еще в науке не имеется.

г) К чисто героической разработке мифа о Талосе относится также одно глухое упоминание (№ 15 е) о нем как о сыне Энопиона (а Энопион — сын Диониса и основатель виноделия) в связи с распространением культуры винограда (ср. FHG II 50, frg. 13). Сюда же надо отнести сообщения некоторых источников о любви Талоса к Ра–даманту (№ 15) и о каком–то сыне Талоса Левке.

Возможно, дальнейшим шагом в развитии антропоморфизма мифа о Талосе является известное очень странное указание. Именно, в одном мифе говорится о единственной вене в теле Талоса, которая шла от шеи до пяток и оканчивалась медным гвоздем. Это может быть, по мнению Блюмнера, указание на известный технический прием полого литья (Blummner. Technol. u. Ter–minol. d. Gew. 1877. IV 285, 325), т. е. является определенным отражением известной стадии металлообрабатывающей промышленности. В статуе, сделанной из глины и покрытой воском, проделывали отверстие в пятке для последующего истекания воска и глины из статуи, заменяемых расплавленной медью. Выдергивание гвоздя из окончания вены могло означать и истечение крови, т. е. смерть Талоса.

С другой стороны, Симонид (frg. 202 А), по свидетельству Фотия (Phot. Lex. II 146—147), говорит, что «сделанный Гефестом Талое, будучи медным и прыгая в огонь, уничтожал сардинцев, не желавших переходить к Миносу, причем он прижимал их к груди, а они осклабливались». Этот непонятный прыжок Талоса в огонь, о котором так невразумительно говорит Симонид также и в другом месте (№ 16 с), может быть, есть не что иное, как погружение предварительно сделанной из глины и воска формы статуи в огненную яму для отделения и замены последних медью. Симонид, возможно, указывает на тот момент, когда Талое впервые оформляется как готовая медная статуя. Другие источники объясняют этот прыжок Талоса в огонь его желанием раскалиться для лучшей расправы с врагами.

д) Наконец, антропоморфизм мифологии о Талосе отражает развитие техники в афинской разработке этого мифа.