Мифология греков и римлян

Замечательный образ двойного топора еще не нашел настоящего раскрытия в научно–мифологической литературе. Это раскрытие не входит также и в нашу задачу. Мы ограничиваемся здесь только некоторой иллюстрацией самого факта повсеместного распространения этого мифа на всех ступенях развития мифологии Крита и соседних с ним областей. К сожалению, миф о двойном топоре может быть иллюстрирован исключительно памятниками изобразительного искусства, а не литературными произведениями, которые вряд ли могли быть на столь ранних ступенях человеческой культуры. Однако нам удалось разыскать один очень поздний памятник (№ 10 а), именно не раньше V в. н. э., представляющий собой магически медицинскую компиляцию некоего гностика (гностицизм — языческая переработка христианской мифологии) и содержащий, между прочим, гимн виноградной лозе, соединенной с двойным топором. Здесь мы имеем, правда, позднейшую мистическую реставрацию древнего мифа о двойном топоре, но в ней нетрудно рассмотреть космические суровые контуры этого забытого, но когда–то универсального символа.

Другим таким же поздним памятником мифа о топоре (но уже третьестепенной важности) может являться небольшое стихотворение Симмия Родосского (№ 10 b) — продукт позднейшего искусственного формализма.

2. Мифология растений, животных и мифология героическая.

а) На Крите нет недостатка и в чисто растительных символах (без двойного топора), означающих верховное божество. Так, найдены памятники, рисующие некое «мировое древо», которое нельзя не понимать как символ верховного божества.

Однако Крит — это классическая страна «животной» мифологии, культа животных, особенно быка. Характерно, что двойной топор, как мы видели выше, часто встречается здесь, между прочим, в соединении с культом быка. Таковы, например, многочисленные дошедшие до нас изображения бычачьей головы с воткнутым в нее двойным топором. Символ этот тоже трудно разгадать, но одна идея выступает тут довольно ясно — это идея отождествления божества, которому приносится жертва, и самой жертвы (т. е. божество тут есть одновременно и жертва). В образе быка Зевс похищает финикийскую царевну Европу и доставляет ее на Крит, где около Гор–тины, под платаном, он вступает с ней в брак, откуда — знаменитые сыновья: Минос, царствовавший на Крите, и Радамант, знаменитый судья в царстве мертвых, к которым сказание в дальнейшем присоединило и Сарпедо–на, царя ликийского. Когда Минос просит Посейдона подтвердить его божественное происхождение, в знак этого с моря прибывает к Миносу великолепный бык, а так как Минос отказывается принести его в жертву, как то требовалось, то в наказание за это в этого быка влюбляется жена Миноса Пасифая. От этого брака рождается знаменитое чудовище Минотавр, т. е. человек опять–таки с бычачьей головой. Но эти критские мифы необходимо рассматривать в сочинении, посвященном специально критским героям. И мы их здесь подробно не разрабатываем. Рассмотрение же многочисленных изображений быка относится к области археологии Крита.

б) Критские мифы говорят и о том, что на Крите мы имеем вполне законченное антропоморфическое представление о Зевсе, несомненно связанное уже с появлением и развитием патриархата. Сюда и относится прежде всего вся мифология рождения, воспитания и смерти Зевса. Зевс рождается в виде человеческого младенца; и если имелась его могила, то, очевидно, и умирает он здесь тоже в виде человека (выше, стр. 127).

Наконец, на Крите с Зевсом связана мифология гражданственности, государственности, законности. Самая царская власть, характерная для позднего героического века (а не для матриархата), связывалась именно с Критским Зевсом и его сыном, царем Миносом. Скипетр Миноса — Зевсов скипетр; им он творит правосудие и управление великими землями.

В современной науке установлено, что уже во II тысячелетии до н. э. на Крите зародилось раннерабовладель–ческое общество примитивного типа на манер ранних восточных монархий.[18]

в) Мифология на Крите в своем развитии вступила и в героический период. Мифические персонажи Крита в течение своей многовековой истории освобождались от грубого фетишизма и непосредственного демонизма, получали антропоморфическую разработку и уже становились предвозвестием подлинно греческой, уже вполне пластической мифологии. Это можно проследить на образах Зевса и Европы и их сыновей — Миноса, Рада–манта и Сарпедона.

Тысячелетняя культура Крита отразила все стадии матриархата, патриархата и раннего рабовладельческого общества. В мифологии также разновременное происхождение различных ее элементов весьма ощутимо. Будучи на Крите по существу своему (т. е. по связи с богиней–Матерью) чисто хтоническим, образ Зевса, несомненно, впитал в себя различные малоазиатские мифы и культы, относящиеся к Аттису, Кибеле и вообще к Великой Матери.