Мифология Петербурга: Очерки.

Родилась новая советская традиция. На Стрелке Васильевского острова под радостные возгласы родных и друзей: «Счастливого плавания» юные молодожены разбивают бутылку шампанского. И если даже признать бесспорность смысловой глубины этого акта, то одновременно надо согласиться с тем, что появился этот обычай не на пустом месте. Во всяком случае, толстый слой битого зеленого стекла на старинном классическом спуске Стрелки явно это подтверждает.

При этом надо напомнить, что в последние годы советской власти даже ритуальную бутылку шампанского можно было либо достать по блату, либо приобрести по специальному талону, выдаваемому накануне торжественного дня бракосочетания в счастливые руки жениха и невесты. Магазины были пусты. В редкие минуты завоза товара у прилавков начинался «Штурм Зимнего». Настойчиво повторявшиеся попытки поднимать цены на спиртное, чтобы снизить спрос на него, успеха не имели. Ленинградцы трезво и со знанием дела оценивали свои возможности: «Если будет двадцать пять, снова Зимний будем брать». В то время инфляции еще не было. Просто водка дорожала и дорожала. Двадцать пять рублей – это та цена, которая, по мнению ленинградцев, была запредельной и даже опасной. Кроме приведенной пословицы, появилась частушка на ту же дежурную тему, обращенная к Леониду Ильичу Брежневу:

Водка стала пять и восемь,
Все равно мы пить не бросим.
Передайте Ильичу,
Нам и десять по плечу.
Если станет двадцать пять –
Снова будем Зимний брать.

Да, бросать пить не собирались.

Пьяный на улице:

– Где я?

– На Невском.

– К черту подробности. В каком я городе?

* * *

Горбачев в сопровождении председателя Ленгорисполкома Зайкова проезжает мимо Московского вокзала. На тротуаре валяется пьяный. Горбачев:

– Смотри, что у тебя делается.

– Это не наш, Михаил Сергеевич, – отвечает руководитель Ленинграда, – это москвич.

– А ты откуда знаешь?

– Наши в таком виде еще работают.

Ситуация оказалась тупиковой. Было очевидно, что ни запреты, ни повышение цен, ни меры общественного, как тогда говорили, воздействия (народные дружины, товарищеские суды и пр.) не помогут.

Между тем, как мы уже говорили, в Петербурге к 1917 году был накоплен богатый опыт предоставления горожанам цивилизованных способов проведения времени, не исключавших, а, напротив, предполагавших обязательную выпивку. Целая индустрия ресторанов и кафе исправно функционировала, удовлетворяя самым разнообразным потребностям – от весьма неприхотливых до изысканно-изощренных.

Конечно, за семьдесят лет советской власти этот опыт в значительной мере был утрачен. Однако обнадеживает та стремительность, с которой возрождается ресторанное дело. Хочется надеяться, что городской фольклор, который, несмотря ни на что, сумел сохраниться в коллективной памяти Петербурга, будет только способствовать этому ренессансу.

В начале XX века, благодаря стечению ряда обстоятельств, петербургскому городскому фольклору удалось сформулировать принципиально новое отношение теперь уже не к «питейному», но к «ресторанному» делу Санкт-Петербурга. Если, как вы помните, ранний петербургский фольклор, не мудрствуя лукаво, декларировал: «Адмиральский час пробил, пора водку пить», то по прошествии двух столетий подобная прямолинейность могла просто шокировать «блистательный Санкт-Петербург». На вооружении серебряного века петербургской культуры появились совсем другие языковые конструкции, вызывавшие иные ассоциации. Петербург начала XX века мог себе позволить заговорить на языке античного Рима.

Mens sana in corpore sano.

Именно так говорили древние римляне, формулируя свое отношение к гармоническому развитию духовных и физических сил гражданина и воина. Mens sana in corpore sano – в здоровом теле – здоровый дух. Видимо, не случайно петербургские острословы вспомнили эту крылатую фразу в связи с появлением в начале XX века модного ресторана «Квисисана». Ресторан открылся в доме № 46 по Невскому проспекту, перестроенном архитектором Л. Н. Бенуа для Московского купеческого банка. То ли безупречная ресторанная кухня отвечала высоким гастрономическим требованиям избалованной петербургской публики, то ли звучная ритмика заморского названия вызвала сложные ассоциации, но в петербургском салонном фольклоре появилась поговорка, которую щеголи той поры любили произносить по-латыни: «Mens sana in Quisisana!» – «Здоровый дух в Квисисане!»