Вот поэтому тридцать таких воинов и стоят целого войска…
В этом контексте примечательно, что один из переводов слова «рейнджер» — «королевский лесничий». Однако дунаданы не служат королю — они все и есть носители королевской власти, причем в высшем смысле, в духе изначального Нуменора, и преследуют эти «лесничие» не крестьян, браконьерствующих от бедности, а орков и варгов.
Поскольку Толкин пишет не утопический трактат, а волшебный роман, то он, в отличие от философов-утопистов, дает обоснование тому, как этот идеал может существовать. Объяснение это волшебное, оно не выражено прямо во «Властелине колец» (хотя есть и там), за его проработкой мы отправимся в «Неоконченные сказания»: в историю про Алдариона и Эрендис. У короля Нуменора Тар-Алдариона была единственная дочь Анкалимэ, которой он намеревался завещать престол. Для этого ему пришлось принять два закона. Первый: о том, что наследником становится старший ребенок, независимо от того, сын это или дочь. И второй: что наследник обязан вступать в брак только в роде Элроса (сам Алдарион был женат на простой женщине и считал, что все беды его брака исходят из того, что потомки Элроса жили значительно дольше).
В толкинистском фольклоре есть присловье «Земля держится на Втором законе термодинамики, а Арда — на Втором законе Тар-Алдариона». Это означает, что те, в чьих жилах есть эльфийская кровь, могут вступать в родственные браки, и это не приведет к вырождению. Без этого дунаданы не смогли бы тысячу лет сохраняться как народ: они или вымерли бы из-за неизбежных родственных браков в замкнутом социуме, или вступали бы в отношения с кем-то со стороны и утратили бы внутреннее единство, перестали бы быть государством народного духа, то есть их постигла бы смерть культуры.
Критики Руссо говорят, что нарисованная им картина — это чудовищный тоталитаризм. «Он предлагает удивительный конструкт — начинает с того, что повсюду человек в оковах (оковах собственности, семьи, законов, воли правителей и т. д.), обещает его освободить, но освобождает не посредством уничтожения оков, а посредством уничтожения человека, у которого больше нет своих мыслей, желаний, судьбы, своей личности — только общий дух государства», — пишет Ревзин. И здесь мы подходим к самому интересному: к тому, где и как эти фантазии — хоть руссоистские, хоть дунаданские — были самой что ни на есть исторической реальностью.
В умозрительных конструктах предполагается, что люди живут таким «естественным» образом всю свою жизнь, — а поскольку физически так социум выжить не может, эти конструкты критикуются. Но посмотрим внимательно на «дикаря» (или дунадана): это вольно бродящий мужчина, не обремененный ничем социальным, он живет не разумом, но чувствами, в числе этих чувств единение с такими же, как он, его не заботит пропитание, потому что оно достается ему легко, а нуждается он весьма в малом, он «нагой», то есть его не заботит одежда…
Если брать ХХ век, то такое обобщение — это образ хиппи. Кстати, именно они были питательной средой толкинистского фэндома, и надписи «Фродо жив!» и «Гэндальфа в президенты!» соседствовали с пацификом. Когда в начале 1990-х в России складывались толкинистские сообщества, они испытывали мощное влияние культуры хиппи, включая «фенечки» (бисерные браслеты); на конвенты и игры многие добирались автостопом, перенимая умения у хиппи или просто принадлежа к ним.
В реальности такая культура существует не