Тем не менее, когда эти сюжеты рассматриваются не как хроника происшествий, а как воображаемые события, мысленно наложенные на историческую канву, когда приходит осознание их сходства с подобными «историями», рожденными в любом другом месте – в Китае, Индии и на Юкатане, – суть дела становится очевидной. Универсальные мифологические образы, безусловно, следует отклонить в качестве фактов истории и принять как факты разума, «правду разума, явленную через фантазийное содержание», как однажды сформулировала моя знакомая, покойная Майя Дерен. На историках, археологах и специалистах по доисторической эпохе лежит задача выявить непригодность мифов как источника фактов, подтвердив, что нет одного богоизбранного народа в многонациональном мире, нет обретенной истины, которой мы все должны поклоняться, нет одной единственно верной церкви. В то же время все более насущной и даже безотлагательной задачей психологов и специалистов по сравнительной мифологии становится не только распознать, проанализировать и объяснить спрятанные в символах «факты разума», но выработать способы сохранить их здоровый дух и – поскольку старые традиции исчезают вместе с уходящим прошлым – помочь человечеству познать и понять систему фактов мира собственной души так же, как окружающего мира.
В этом плане за последние примерно три четверти века позиция психологов претерпела заметное изменение. Читая великую и заслуженно превозносимую «Золотую ветвь» сэра Джеймса Фрэзера, первое издание которой вышло в 1890 году, мы вступаем в диалог с типичным автором XIX века, который был убежден, что суеверия мифологии в конце концов будут опровергнуты наукой и навсегда забыты. Он видел основу мифа в магии, а магии – в психологии. Однако его психология была преимущественно рационалистичной по сути, недостаточно внимательной к глубинным иррациональным побуждениям нашей натуры; он предполагал, что достаточно показать неразумность обычая или верования, и они тут же исчезнут. Легко убедиться, как он ошибался, застав любого профессора философии в боулинге: понаблюдайте, как он крутится и изгибается, когда уже выпустил шар из руки и хочет, чтобы тот катился по зигзагу, собирая кегли. Фрэзеровское объяснение магии состояло в том, что если одно явление ассоциируется с другим в сознании, люди начинают верить в их связь на самом деле. Потрясите погремушкой, напоминающей шум дождя, и вскоре пойдет дождь. Совершите ритуальное совокупление, и плодородие почвы восстановится. Фигурку врага, названную его именем, нашпигуйте булавками, и тогда враг умрет. Можно, впрочем, воздействовать на обрывок одежды, прядь волос, обрезок ногтя или другую частицу, некогда соприкасавшуюся со своим хозяином, и получить похожий результат. Первый закон магии по Фрэзеру гласит, что «подобное производит подобное», «следствие похоже на свою причину», а второй – что «предметы, которые однажды находились в соприкосновении друг с другом, продолжают действовать друг на друга на расстоянии и после потери прямого контакта». Фрэзер считал, что и магия, и религия главной и конечной целью имеют власть над внешним миром, причем магия действует механически, подражательными действиями, а религия – молитвами и жертвоприношениями, обращенными к персонифицированным силам, предположительно управляющим природными явлениями. Похоже, он вообще не задумывался об актуальности и важности магии и религии для внутреннего мира, поэтому был уверен, что по мере научно-технического прогресса магия и религия постепенно исчезнут, ведь цели, которым они, по его мнению, служат, лучше и гораздо надежнее обеспечиваются наукой.