Мифы экономики

Почему в Европе и США настолько различаются уровни перераспределения? Какой подход к борьбе с бедностью будет преобладать в России? Пока что российское государство декларирует европейский уровень социальных расходов, а на практике масштабы перераспределения соответствуют скорее американским. Но рано или поздно нам все же придется определиться, какой именно уровень перераспределения должен стоять за положением статьи 7 Конституции о том, что «Российская Федерация – социальное государство».

Развитые страны во многом похожи. Но с точки зрения как идеологии перераспределения, так и фактического уровня перераспределения США действительно стоят особняком. С легкой руки американского политолога Сеймура Липсета в последнее время вновь вошел в оборот термин «американская исключительность» (American exceptionalism), впервые употребленный Алексисом де Токвилем еще в 1835 г. В вышедшей в 2004 г. книге «Борьба с бедностью в США и Европе»[47] гарвардские экономисты Альберто Алесина и Эдвард Глейзер с цифрами в руках пытаются определить, насколько верны распространенные объяснения американской исключительности.

Оказывается, что стандартные экономические рассуждения из учебников не выдерживают критики. Эффективность перераспределения в Европе не выше, чем в США. Потребность в перераспределении больше как раз в Америке, поскольку неравенство в уровнях доходов до налогообложения там существенно выше. Казалось бы, это не так страшно, раз в США действительно действует принцип вертикальной мобильности. Принято считать, что это так и есть – американцы полагают, что можно добиться успеха упорным трудом. Большинство европейцев, напротив, уверены: причина бедности – вовсе не лень, и из ловушки безденежья самостоятельно не выбраться, в то время как высокие доходы богатых обусловлены в первую очередь удачей, а не усердием. Однако данные исследований показывают, что уровень вертикальной мобильности в США не выше, чем в Европе, и дети богатых на обоих континентах с большей вероятностью получают хорошее образование и высокооплачиваемую работу, а бедные действительно не могут выбраться из ловушки бедности. При этом американские бедные работают столько же часов в неделю, как и их европейские собратья. Кроме того, хотя на словах американцы и винят бедных в их проблемах, на деле частная благотворительность в США на порядок масштабнее европейской, причем это объясняется не только и не столько налоговыми льготами.

Поскольку экономические теории не объясняют американской исключительности, нам придется обратиться к политическим и историческим корням перераспределения. Современная политическая экономия утверждает: перераспределение менее вероятно при мажоритарной выборной системе и существенной децентрализации бюджетного процесса. Именно такая система сформирована в США еще в XVIII в. – отцы-основатели страны представляли интересы богатейших слоев населения. В Европе же современные политические институты возникли позже, под давлением левых движений. Почему же США, в отличие от Европы, удалось избежать перехода к политическим институтам перераспределения в XIX–XX вв.? Оказывается, что все дело в иммигрантской природе и этнической неоднородности населения Америки. Уже Маркс и Энгельс знали, что призрак коммунизма бродит именно по Европе, и в то же время считали маловероятным приход левых партий к власти в США. Этническая неоднородность позволила богатым расколоть бедные слои населения по национальному признаку, что и предотвратило возникновение сильной социалистической партии.

Именно поэтому нынешний приток иммигрантов из бедных стран – серьезная угроза для социальных государств Европы. Растущая иммиграция увеличивает национальную неоднородность, а этим пользуются ультраправые политики, набирающие популярность в некоторых европейских странах.

Россия, намеренно или нет, выстраивает политическую систему, более склонную к европейской модели перераспределения. Поэтому, несмотря на все усилия экономического крыла правительства, пытающегося сдержать рост государственных расходов, сдвиг экономической политики влево неизбежен. Риски такого сценария очевидны – европейское социальное государство эффективно только при наличии закрытых границ, а также честной и компетентной бюрократии. А в России с ее высоким уровнем – и объективно необходимым – ростом иммиграции этот подход к борьбе с бедностью окажется слишком дорогим с точки зрения экономического роста.

Рост без свободы