Мифы и легенды Греции и Рима

– Но позволь мне маленькую радость, – все-таки попросила она, – я хочу повидаться с сестрами.

Тот с печалью дал свое согласие.

На следующее утро сестры появились перед дворцом, перенесенные сюда с горы Зефиром. Психея уже ожидала их, радостная и возбужденная. Все трое долго не могли заговорить друг с другом; свою радость, настолько она была велика, они могли выражать только слезами и объятиями. Но когда старшие сестры наконец попали во дворец и увидели таящиеся там богатства, когда уселись за пиршественный стол и услышали волшебную музыку, в их сердца вошла черная зависть и им страшно захотелось узнать, кто же на самом деле владелец всех этих сокровищ и супруг их младшей сестры. Но Психея сдерживалась; она только объяснила им, что ее супруг – человек молодой и сейчас он отправился на охоту. Затем, заполнив их ладони золотом и драгоценностями, она попросила Зефира перенести сестер назад, на гору. Они с охотой отправились в обратный путь, но их сердца были наполнены ревностью. Все их собственное богатство и состояние казалось им мелочью по сравнению с состоянием Психеи, и бушующая в них злоба пополам с завистью в конце концов заставила их разработать план, коварный, направленный на то, как погубить Психею.

В ту же ночь супруг Психеи предупредил ее об опасности еще раз. Когда же он попросил не позволять сестрам приходить снова, она не стала его слушать. Ведь сама она никогда не увидит его, напомнила Психея. Быть может, ей будет запрещено видеть и других, даже столь дорогих ее сердцу сестер? Супруг уступил, как и прежде, и вскоре обе злодейки появились снова и принялись осуществлять свой тщательно разработанный план.

По сбивчивым и противоречивым ответам Психеи на их вопросы о том, как выглядит супруг, они быстро убедились, что она никогда не видела его в лицо и даже не представляет, кто он. Об этом они, конечно, ей не сказали, но начали упрекать за то, что она скрывает свое ужасное положение от них, своих любящих сестер. Они узнали и теперь знают наверняка, заявили они, что ее супруг – вовсе не человек, а ужасный змей, каким он должен быть согласно предсказанию оракула Аполлона. Сейчас он милостив с нею, но в какую-нибудь из ночей он непременно набросится на нее и сожрет.

Психея ужаснулась, теперь бедное сердечко заполнила уже не любовь – в нее действительно вошел ужас. Она дивилась, почему же никогда прежде он не разрешал взглянуть на себя. Тому должны быть какие-то страшные причины. А что она, собственно, знает о нем? Если он не был настолько отвратителен, чтобы на него нельзя было глядеть без омерзения, то не слишком ли жестоко ей не видеть его? В крайнем смятении, запинаясь, Психея дала сестрам понять, что она не отрицает их правоту, поскольку напрямую она общается с мужем только в темноте. «Раз он бежит света дня, – вздыхала она, – значит, здесь что-то не так». И попросила сестер дать ей совет.

Они же приготовили этот ответ заранее. В эту ночь она должна приготовить острый нож и поставить рядом со своим ложем лампу. Когда супруг заснет, она должна покинуть ложе, зажечь лампу и взять в руки нож. Затем, ожесточив сердце, должна быстро вонзить нож в тело того чудовища, которое несомненно увидит в свете лампы. «Мы будем поблизости, – пообещали сестры, – и когда он будет мертв, уведем тебя с собой».

Затем они оставили ее, терзаемую сомнениями, колеблющуюся, что же ей предпринять. Ведь она любила его, он стал ей дорогим супругом. Нет же – он ужасный змей, и она начинала его проклинать. Она убьет его. Нет, не убьет. Она хотела знать наверняка, хотела определенности и одновременно гнала ее прочь. Весь день мысли ее боролись друг с другом. Когда же настал вечер, она сдалась, решившись только на одно – увидеть его.

Психея любуется спящим Купидоном

Когда же наконец он заснул, она, собрав всю свою храбрость, зажгла лампу. Затем на цыпочках подкралась к его ложу, подняла лампу высоко над собой и осмелилась взглянуть на того, кто должен был возлежать на этом ложе. О, ее сердце заполнили облегчение и восторг. Она увидела не чудовище, а самое прекрасное из всех когда-либо существовавших в мире созданий, в присутствии которого даже лампа, кажется, светила ярче. В первом порыве раскаяния, устыдившись собственной глупости и недоверия к супругу, Психея упала на колени и вонзила бы нож в свою собственную грудь, если бы он не выпал из ее дрожащей руки. Но те же самые руки, которые только что ее спасли, теперь выдали ее. Когда Психея склонилась над ним, зачарованная его красотой, не в состоянии отвести от него глаз, часть масла из лампы пролилась на его плечо. Он мгновенно проснулся, увидел свет, понял ее вероломство и, не произнеся ни слова, бросился прочь.