Мифы и легенды народов мира. Т. 1. Древняя Греция

Прислонившись к перилам, Пелопс с надеждой смотрел на приближающийся с каждым взмахом весел плоский песчаный берег. А память его возвращала в оставшийся за морем родной Сипил, где на его долю выпало столько невероятных страданий и бедствий. Последнее из них – нападение царя Ила, считавшего своим отцом речного бога Скамандра. Этот Ил обрушился на Фригию подобно потоку, переполненному весенними водами, и оставил после себя разоренные пашни и обезлюдевшие деревни. Воины Ила увели скот, который, наверное, уже пасется на горе Иде или съеден прожорливыми обитателями вновь основанного Илом города Илиона.

«Может быть, здесь я буду счастливее? – размышлял Пелопс, направляясь к сходням. – Судьбам, неотступно преследующим смертных на одном месте, может надоесть гнаться за ними по всему свету».

Кормчий назвал этот большой остров, который они оплывали несколько дней, Анией, а местность, где путники высадились, Пизатидой. Первый встретившийся на берегу человек, судя по обрывку сети на плече – рыбак, оглядел Пелопса с головы до ног и почему-то спросил:

– Жених?

– Жених? – удивился Пелопс. – Разве я похож на влюбленного?

– Те тоже не были похожи, но все, как один, оказались женихами.

– Что, у вас много невест на выданье?

– В том-то и дело, что невеста одна, а женихов много. Гипподамией ее зовут. Ступай по этой дороге и к полудню дойдешь до дворца.

Дорога, указанная рыбаком, имела много развилок, а спросить, куда свернуть, было не у кого. Видимо, купцы и мореходы не очень жаловали эту Пизу. И вдруг показалась погребальная процессия. За прямоугольным ящиком (их называли «медовиками», так как на дальние расстояния трупы перевозили в меду), шло человек двадцать.

– Это дорога в Пизу? – спросил Пелопс у человека, судя по короткой тунике и грубым педилам – раба.

– Оттуда идем! Пусть ее поглотит Посейдон вместе с нечестивым царем Эномаем! Это он убил моего господина.

– Гипподамия – его дочь? – догадался Пелопс, но не получил ответа, так как раб, увидев, что отстал, бросился догонять процессию.

Вступив в город и отослав своих спутников, Пелопс спросил у первого встречного, где находится царский дворец.

– Жених? – поинтересовался прохожий, и в его глазах Пелопс уловил жалость. – Вчера одного увезли. Будешь четырнадцатым.

– Почему четырнадцатым? – удивился Пелопс.

– Потому что вчерашний был тринадцатым. Красавчик и совсем молоденький. Все в городе расстроились, когда узнали, что Эномай обогнал его колесницу и убил юношу. Но царствовать хочется и старым и молодым.

– Он, как я понял, был женихом.

– Женихом, – подтвердил словоохотливый прохожий. – Эномай ведь дает в приданое все царство. Он у нас такой, не мелочится – все царство. За кражу голову рубит, а не руку. Забор царского дворца головами увешан. И можно ли удивляться, если его отец – ненавистный богам и смертным Арес.

«Кажется, злая судьба и впрямь оставила меня в покое, – думал Пелопс. – На новом месте я получил уже три предупреждения и могу спокойно принять решение. Видимо, этот Эномай заставляет женихов состязаться в беге колесниц и, придя первым, убивает. Следовательно, сначала надо поговорить с царским конюхом».

Конюшню Эномая Пелопс легко отыскал по необычайно громкому ржанию. Оно напоминало рев падающей с высокого утеса воды, и сразу стало ясно, что у Эномая необычные кони.

Дверь в конюшню была открыта, но Пелопс не стал туда заходить, ибо все равно не услыхать человеческой речи из-за шума. Но вот и конюх. Знаками Пелопс подозвал его к себе и, отведя в сторону, сказал:

– Я – Пелопс из Сипила. Говорит ли тебе что-нибудь мое имя?

– Имя – ничего, а твоя родина – многое. Тебе же, напротив, мое имя может сказать о моей родине. Меня зовут Миртилом.

– Имя Миртил встречается только у сыновей конелюбивого народа китийцев! – воскликнул Пелопс. – Ты умеешь обращаться с конями, а у меня есть золото. Я думаю, мы сможем понять друг друга?

– Ты хочешь обучиться искусству обращения с конями? – спросил назвавший себя Миртилом.

– Нет! – отозвался Пелопс. – Я хочу спасти свою жизнь и готов отдать тебе все золото, что имею. Ведь его с собой в аид не возьмешь.

– Не возьмешь, – согласился Миртил.

Он с первого взгляда понял, что имеет дело с женихом, добивающимся руки Гипподамии.

– Но если мы вступим в сделку, – продолжал китиец, – будет разумнее, если ты оставишь себе половину золота, а мне отдашь половину того, что получишь за победу в конном состязании.

– Согласен! После победы я передам тебе половину царства Эномая.

– И его дочь на полгода, – добавил Миртил.

Содрогнулся Пелопс, едва удержавшись, чтобы не ударить наглеца. Но, не подав виду, сказал:

– Пусть будет по-твоему.

Явившись во дворец, Пелопс представился Эномаю. Услыхав, что гость прибыл из-за моря, царь вскрикнул:

– Нет от вас покоя. Словно я разослал по всему миру гонцов.

– Молва о красоте твоей дочери, о царь, – произнес Пелопс выспренно, – обошла мир быстрее, чем самые быстрые гонцы. И я приплыл, чтобы испытать свое счастье.

Эномай злобно усмехнулся.

– А не скрыла ли эта молва, что уже тринадцать человек испытывали счастье и что оно их обмануло?