Эней скакал первым, рядом с ним – верный Ахат, следом другие троянцы и между ними Паллант, выделяясь сверкающими доспехами и расписною хламидой. От копыт коней поднялось облако пыли, скрывшее отряд от глаз матерей, стоявших на стенах Паллантия.
Вот уже месяц, как Агилла пребывала в радостно-тревожном волнении. Избавление от Мезенция было величайшим, немыслимым счастьем, но тирану удалось избежать справедливой кары, и он не оставил надежды вернуться в город, на этот раз с помощью смертельных врагов агиллейцев и других тирренов – рутулов и им союзных латинян. Это и было причиной тревоги. Граждане, сначала отдавшиеся безмерному ликованию и отметившие свое освобождение грандиозными цирковыми играми, стали собираться встревоженными кучками у храмов и на перекрестках, обсуждая меры для спасения города и ожидая каждый день появления у стен неприятеля. Кто-то даже предложил разобрать гробницы предков и использовать их квадры для укрепления городской стены. Пусть мертвые защитят свободу живых! Но жрецы решительно воспротивились такому кощунству и вызвали этим большое волнение.
И именно в этот критический момент стражи заметили приближающийся к городу небольшой отряд всадников. По одежде и вооружению стало ясно, что это не рутулы и не латины. С быстротою молнии распространился слух, что могучий муж, которого привел Паллант, сын Эвандра, – именно тот чужеземец, который, как предсказано в священных книгах, вырвет Тиррению из пучины бедствий.
И вот уже все население высыпало на главную улицу, ведущую к городским святыням. Под копыта коней летели цветы. Слышались возгласы: «Лар! Лар!» По словам Палланта, это тирренское слово означает «герой».
Вождь агиллейцев Тархон, или лукумон, как его называли тиррены, принял Энея и Палланта в просторном полутемном помещении, освещаемом лишь через небольшое квадратное отверстие в потолке. Гости были усажены на почетное место рядом с очагом. Поблизости возвышался шкаф со множеством закопченных от гари и дыма восковых фигур. Эней не спускал с них глаз, полагая, что это тирренские боги, и не зная, как их приветствовать.
Заметив беспокойство гостя, после обычного приветствия лукумон сказал:
– Я хочу тебе представить моих предков – воинов, жрецов, строителей городов. Вот мой покойный отец Телеф, да будут к нему милостивы подземные боги. В день его похорон изображения предков участвовали в процессии. Остальное же время они находятся здесь, чтобы и мои ближние, и я могли ощущать их постоянное присутствие и поддержку.
– Мы тоже чтим предков, – отозвался Эней. – Они живут в моей памяти. Прадед Ассарак, дед Капис. Отца моего звали Анхизом. Я вынес его из горящей Трои на плечах. Теперь у нас нет родины. Я оставил сына и спутников в укрепленном лагере в низовьях Тибра и отправился за помощью к Эвандру. Он и послал меня к тебе.
– Весь остаток моей жизни я буду его за это благодарить! – воскликнул Тархон. – И не я один! Ты видел, как тебя встретили агиллейцы. Город мой невелик. Да и часть воинов придется оставить для защиты стен. Но отряд из трехсот воинов в твоем распоряжении, Эней. И я вместе с ними. Этого, конечно, мало. Но я избран главою двенадцатиградья. Нам помогут лигуры и венеты. Я сейчас же отправлю гонцов. Хорошо, что вы стоите на Тибре. Мы подойдем к твоему лагерю с моря. И никто не осмелится нам помешать, ибо у латинян и рутулов нет кораблей. У тебя будет три с половиной тысячи воинов. На тирренов ты можешь положиться, Эней!
Венера, спустившись с высей эфирных, застала Энея в раздумье.
– Вот, – сказала она, – дар, что мною обещан тебе и создан искусством Вулкана. Можешь отныне вызывать на бой любого лаврентца, и даже отважного Турна.
Сына обняв, она положила у дуба меч, роковой для врагов, с гривою шлем, панцирь из меди цвета закатного неба, поножи легкие из сплава золота с серебром и щит, себе не имеющий равных.
Бог, взгляду которого были доступны грядущего дали и прорицанья не чужды, изобразил на щите судьбы потомков Энея: волчицу, лижущую шершавым языком младенцев, припавших к ее мохнатой груди; дев сабинских, похищенных ратью Ромула; примирение царей – зятя и тестя, – скрепляющих у алтаря союз двух народов; предателя Меттия, разорванного конями на части; этрусков Порсены, теснящих осадою город. В самом центре щита был представлен Капитолий священный
[221].