Уже лучи Гелиоса понемногу начали пронизывать мрак, становилось все светлее. Еще немного, и Орфей с Эвридикой выйдут на Землю. Но идет ли она позади Орфея? Неужели она осталась у Аида? Есть ли смысл возвращаться без нее к жизни, чтобы снова обречь себя на страдания? Задумавшись об этом, Орфей забыл об условии, оглянулся и увидел тень Эвридики. Он протянул к ней руки, но она мгновенно растворилась в непроглядном мраке царства мертвых… Второй раз пришлось пережить Орфею утрату Эвридики. Сердце его разрывалось от муки. Ведь всего за миг до выхода на Землю вместе с Эвридикой, где их озарили бы снова лучи счастья, она по его вине исчезла безвозвратно в подземном царстве. Долго Орфей изливал в слезах свое горе по Эвридике. Он не хотел возвращаться без нее на Землю и снова спустился вниз, в непроглядный мрак. Снова он пришел на берег мрачной реки Стикс и встал перед Хароном. Но ничто уже не тронуло сердце престарелого лодочника. Семь дней и семь ночей умолял Орфей, чтобы Харон переправил его на другой берег, играл ему на лире и пел самые грустные песни, но они не растрогали ледяного сердца Харона. Тот даже не подпустил Орфея к своей лодке. Сломленный и отчаявшийся, Орфей вернулся обратно и отправился в родную Фракию.
Смолкли песни Орфея. Не слышны были уже нежные звуки его лиры. Так четыре года горевал он по Эвридике и даже не посмотрел ни на одну другую женщину…
Однажды весенним днем, когда вся природа ликовала под золотистыми лучами Гелиоса, разноцветные цветы усыпали ветви деревьев, все благоухало молодостью и свежестью, и весело пели птицы, Орфей словно пробудился от глубокого сна и взял свою лиру. Сел он на пригорке и, слегка касаясь струн пальцами, запел. Песня его разнеслась вокруг и огласила горы и долины. Дикие звери собрались около Орфея и в упоении слушали его, перестали петь птицы, завороженные его дивным пением. Словно заколдованная его нежной песней, перестала шуметь листва деревьев. Вся природа слушала необыкновенного певца. В этот волшебный миг легкий ветерок донес откуда-то издалека смех, крики и вопли. Это были киконские женщины, устроившие празднование в честь Вакха. Все ближе приближались они, и все громче были слышны их крики. Вдруг одна из них, самая пьяная, которая едва держалась на ногах, показала на Орфея рукой и крикнула осипшим голосом: «Вот он, наш враг, женоненавистник!»