— Я могу повторить вопрос моего спутника, — сообщил я ему. — При чем здесь она?
— Она учится в вашей группе, Веромир.
— И что? — усмехнулся я. — Вы произносите это, словно обвинение. Мы учимся в Академии, и я не распределяю, кто и в какой группе будет учиться. Не понимаю сути ваших претензий…. Это же претензии?
— Это не претензии — это предупреждение, Веромир, — после небольшой паузы произнес Годунов. — Мне известно, кто такой Вергилий в вашей глупой виртуальной игре и кто такая в ней же Таис Афинская.
— Предупреждение… о чем?
О, я видел, как бесит его мой тон, как он сдерживается, чтобы не высказать мне все по-простому, без этих политесов! Я бы, честно говоря, сам все высказал, но пока у нас с Иваном Васильевичем Годуновым совершенно разные весовые категории, так что приходится сдерживаться. Да и Гвоздев уже начал толкать меня ногой под столом. Да понимаю я все!
— Не подходите к моей дочери, Веромир, — хмуро заметил Годунов. — Просто отойдите в сторону. Я не хочу, чтобы вы общались с ней в игре или в реальной жизни. Только тогда вы можете быть совершенно спокойны за ваш род…
— Не надо мне угрожать, уважаемый Иван Васильевич! — произнес я, игнорируя знаки, подаваемые мне Гвоздевым. — Я не собираюсь никоим образом влиять на Таис Афинскую. Это ее дело и ее выбор.
— Я так понимаю, мы не договоримся на этот счет? — уточнил Годунов.
— Я не имею никаких планов в отношении вашей дочери, Иван Васильевич, — соврал я ему, — поэтому не надо возлагать на меня ее проблемы. Я в няньки не записывался.
— Вы играете с огнем, Веромир! — прошипел Годунов. — Я ведь могу не послушать Императора и доделать недоделанное…
— Уважаемые, — наконец умудрился вмешаться Гвоздев, — давайте мы все-таки будем разговаривать цивилизованно. Угрозы и конфронтация сейчас не нужны ни вам, ни нам. Давайте понизим градус разговора.
— Я его не повышал! — проворчал Годунов. — Все зависит от вашего Главы. Дочь для меня главное в жизни, и за нее я перегрызу глотку любому!
— Никто на вашу дочь не покушается, — покачал я головой. — Она мне даром не нужна…
— Я запомню эти слова, — произнес мой враг.
— Давайте остановимся, уважаемые, — вновь вмешался Гвоздев. — Иван Васильевич, вы пришли только для того, чтобы предупредить по поводу дочери? Если это так, то тогда наша встреча практически подошла к концу. И я тоже не совсем понимаю ее необходимость.
— Все! — Годунов поднял руки вверх. — Возможно, я и погорячился. И вы меня до конца не поняли. В принципе, я хотел подчеркнуть два вопроса. Первый — надеюсь, что вы забудете о мести. Сейчас надо забыть о прошлом, пусть оно и неприятно для вас. Второе — считайте моей настоятельной просьбой оставить в покое мою дочь. Она ещё слишком молода и влюбчива. И если вы захотите отомстить мне через нее, то тогда будет война!
— Еще раз повторюсь… — Я посмотрел на Годунова. — Ваша дочь мне не нужна. Но никаких угроз в свой адрес я в любом случае воспринимать не собираюсь. Мир между нами невозможен, вы это прекрасно понимаете и, думаю, иного и не ожидаете от меня. Но сейчас у нас перемирие. Сколько оно будет длиться, я не знаю, но смею надеяться, что долго.
— То есть мы враги? — нахмурился Годунов.
После этих слов Заболотный встрепенулся, и все его безразличие куда-то испарилось.
Я не стал отвечать на этот вопрос и, лишь пожав плечами, вернулся к своему бокалу с вином. Ну а как иначе? Уж точно друга с этим господином я сыграть не сумею.
— Мы не враги. — вмешался Гвоздев. — Я переформулирую ответ моего главы: между нашими родами существуют непримиримые противоречия, и на нынешний момент решить их не представляется возможным. Но время покажет…
Дипломат, как есть дипломат! Я мысленно усмехнулся.
— Что ж, я вас услышал. — Годунов встал из-за стола, вместе с ним поднялся и его спутник. — Помните одно: пока вы не начнёте против нас военные действия, мы вас не замечаем! Надеюсь, что сюрпризов не будет!
Я кивнул, и Годунов направился к выходу, но вдруг остановился и, быстро вернувшись, наклонился ко мне и прошипел:
— Совсем забыл… — Он попытался ткнуть меня в грудь пальцем, но вот этого я не допустил, довольно легко отведя его руку в сторону. Это, по-моему, взбесило Годунова еще больше. — Слушай, ты, осколок рода! — В глазах его было бешенство. — Я не посмотрю ни на Императора, ни на кого вообще! Если ты хоть пальцем прикоснешься к моей девочке, тебе не жить, клянусь! Счастливо оставаться!
После такого эмоционального спича он повернулся и покинул комнату. Я даже слова не успел сказать. С Годуновым ушел и Заболотный, который за весь вечер не произнёс ни слова. М-да, эффектный уход, надо признать!
— Вы слишком импульсивно вели себя, господин, — укоризненно заметил Гвоздев.
— Я вел себя очень спокойно, поверь, Павел, — возразил я, налив себе в бокал вина и выпив его залпом. Вроде, отпускать начало. — Руки чесались, признаюсь…
— Я понимаю вас, господин, — ответил тот, — но пока надо терпеть.
— Уж поверь, терпел я долго! — фыркнул я. — И как тебе общее впечатление? С твоей стороны?