Но на этом все сопротивление, собственно, и закончилось. Ни стрелять по своим товарищам, ни уходить в сторону Ладоги команда «Изыльметьева» не решилась. Да и Г. Н. Лисаневич не дал команды на открытие огня.
По одной из версий, «Изыльметьев» все же хотел уйти вверх по реке, но случайно зацепился винтом за якорную цепь соседнего эсминца и поломал лопасти. Возможно, это было сделано специально. Когда кронштадтцы высадились на палубу «Изыльметьева», они повели себя весьма корректно, фактически разрешив в тот же вечер переодетому в матросскую форму Лисаневичу беспрепятственно покинуть корабль. Вместе с Г. Н. Лисаневичем скрылись (а фактически были просто отпущены) и другие активисты мятежа: матросы П. Г. Земский, П. Смирнов и Ф. У. Засимук. После этого на эсминце были арестованы три офицера и пять матросов с условием, что их накажут максимально мягко.
Забегая вперед, отметим, что матросы эсминца «Капитан Изыльметьев» настолько преданно относились к Лисаневичу, что назначенный на его место командиром Ю. Ф. Раль (будущий вице-адмирал ВМФ СССР), вполне сочувственно относившийся и к Лисаневичу, и к самой команде, смог продержаться на «Изыльметьеве» всего неделю. Матросы его просто не восприняли… Любопытно, что в 1922 году бывший флагман антиленинского мятежа эсминец «Капитан Изыльметьев» был переименован в «Ленин»… Помимо «Изыльметьева», собирались оказать сопротивление кронштадтцам лишь стоявшие около Обуховского завода эсминцы 3-го дивизиона – «Гавриил», «Изяслав» и «Свобода». Корабли отошли от берега, на них также расчехлили орудия, после чего эсминцы поднялись вверх по Неве к селу Рыбацкому, где встали на якорь посередине фарватера. Поначалу готовились к отходу от берега и другие эсминцы, но по разным причинам так и не отошли. Комиссары Совкомбалта предъявили командам эсминцев ультиматум: «Немедленно изъявить покорность советской власти и выдать зачинщиков» либо будет предпринята минная атака. Через несколько минут ультиматум был принят к исполнению. При прибытии на эсминцы кронштадтских матросов команды не оказали им никакого сопротивления.
Команды ушедших вверх по реке «Гавриила», «Изяслава» и «Свободы» в это время были приведены в полную боевую готовность. Но после долгих дискуссий матросы постановили открыть огонь только в том случае, если по ним первыми начнут стрелять с берега. Но с берега по эсминцам не стреляли, зато прислали парламентеров-агитаторов. Когда те прибыли, по установившейся традиции, на эсминцах тут же собрали митинги. Агитаторы обрисовали командам их незавидное положение. Рассказали, что большинство кораблей дивизии уже отказались от участия в мятеже, флагман неповиновения «Изыльметьев» захвачен, а Лисаневич бежал. Кроме этого, агитаторы объявили ошеломленным матросам и о только что состоявшемся расстреле А. М. Щастного. При этом парламентеры обещали в случае прекращения сопротивления полное прощение командам, за исключением нескольких зачинщиков. В ответных речах матросы эсминцев заявили, что «не желают, чтобы их постигла участь «Изыльметьева» и не желают висеть на реях». В это время к эсминцам подошла и канонерская лодка «Хивинец» с комиссарами Совкомбалта и 120 вооруженными кронштадтцами. После этого команды эсминцев приняли резолюцию о том, что они не намерены впредь делать каких-либо выступлений против советской власти, и выдали по одному «матросу-контрреволюционеру».
Писатель В. Б. Шкловский в своей книге воспоминаний «Сентиментальное путешествие» писал: «При разоружении оказалось, что присланная команда не может вынуть затвора из пушек, не умеет: они начали колотить казенную часть орудия кувалдами. Значит, это не были матросы-специалисты; большевики не нашли их достаточно надежными для посылки». Думается, в данном случае В. Б. Шкловский ошибается. Дело было вовсе не в отсутствии среди кронштадтцев корабельных артиллеристов, а в том, что прибывшие с линкоров матросы не знали, как обращаться именно со 102-мм пушками, которых не было на линкорах, где на вооружении состояли более крупнокалиберные 305-, 203– и 120-мм орудия.
Одновременно с наведением порядка в Минной дивизии происходило и усмирение рабочих Обуховского завода. Из машинописной рукописи ЦГА: «В Смольном комиссар завода Иванов (И. П. Иванов – большевик, в 1918 году комиссар Обуховского завода
– Значит, если мы закроем завод, вы рабочих от выступления удержите? – спросил Иванов.