Мифы и правда о погромах

Отзыв мирного философа вторит характеристике, сделанной завоевателем: «Евреи должны пользоваться правами человека, — пишет Фихте, — хотя они сами же отказывают нам в этом. Ведь они люди, и их неправда не может позволить нам быть несправедливыми… Но дать им все права гражданства?. Для этого я не вижу иного средства, как в одну прекрасную ночь отрубить всем им головы и приставить потом другие, в которых уже не было бы ни одной еврейской идеи!»

«Я не враг евреям, — заметил Железный Канцлер, — и даже, если они враги Бисмарка, — я им прощаю!.. Я готов дать им все нрава, кроме одного: в христианском государстве они не должны занимать ни одной высшей должности».

По убеждению известного композитора Франца Листа: «Наступит момент, когда все христианские народы, с которыми живет еврей, должны будут признать, что вопрос, — оставить ли пришельца или удалить, — будет для них вопросом жизни или смерти: вопросом здоровья или затяжной болезни, общественного мира или постоянного брожения, вечной лихорадки!»

У евреев очень немного друзей. Кто в этом виноват? Проходили века, менялись религии, исчезали народы, изменялась сама поверхность земная, — а отношение к еврейству почти не встречало перемены. Вот как пытается объяснить это чистокровный еврей Гейне: «И дела, и нравы еврейства далеко не совсем известны миру. Думают, что знают евреев, потому что видели их бороды, но ничего, кроме этих бород, не разглядели. В остальном они, как и в Средние века, — странствующая тайна».

Наконец, вот отзыв о его соплеменниках и самого Карла Маркса: «Не станем допытываться тайн еврейства в его религии, — наоборот: будем искать тайну их религии в самих же евреях. Что, в сущности, является основанием еврейства во всем мире? Практические потребности, корыстолюбие. Из чего делает себе культ еврей? Из всевозможных гешефтов и торгашества. Какой у него бог? Деньги».

Если бы мы больше внимали поучениям суровой действительности, — не усыпили бы нас ни активные, ни пассивные затеи врагов, как бы ни усердствовал для них Витте.

Отзывы, приведенные выше, и другие многие, которые, в любом количестве, не трудно указать еще, достаточно вразумительны.

Но — лучше поздно, чем никогда. Сейчас, насколько возможно, русские люди знают о его «заслугах перед отечеством», и молчать, уж наверное, не станут…

В сжатом очерке нет, конечно, средств осветить сказанное надлежащими фактами. Но сейчас в этом, кажется, нет и надобности. Они столь известны и многочисленны, а убеждение русского народа в такой мере глубоко, что едва ли история существенно изменит уже состоявшийся о деятельности Витте приговор.

Г. Обращаясь, в частности, к Киеву, немыслимо отрицать крайнего безразличия властей ко всему, что происходило здесь, — хотя бы с конца августа до вечера 18 октября 1905 г. Летописи революций никогда не видели ничего подобного. На пути веков, никто не укажет второго примера столь поразительной симпатии в действиях правительства и его лютых недругов, какой мы были скорбными очевидцами. А что касается киевских евреев, то, уже по данным судебного следствия, невозможно сомневаться в систематической подготовке «избранного» народа, его «шахматистами», к тем продерзостным торжествам, какими он рискнул ознаменовать свою победу. От великого до смешного, говорят, — один шаг. Вглядываясь в жалкое невежество наше перед замыслами кагала, нельзя не заметить, например, что, вместо ребяческого затушевывания поражений, которые, то и дело, нес Чигорин на международных шахматных турнирах, было бы много умнее, с нашей стороны, вовремя обратить внимание на факт, что над ним, обыкновенно, брали верх сыны Иуды…

Равным образом, и в том сатанинском злорадстве, которым, 18-го октября 1905 года, запятнали себя, в Киеве, именно евреи, — нельзя не видеть доказательства, что они к этому стремились заведомо, а в достижение своей цели верили неуклонно.

Д. Чтобы не спорить об этом, возьмем ближайшие указания опыта.

Произведенная, главным образом, извне, масонами и евреями, так называемая «Великая революция» стремилась к террору логически. Ясно, что для своей, — чуждой туземцам — победы, она должна была сокрушать действительных, природных французов и заменять их пришельцами и проходимцами. Отсюда, естественно, вытекали две ее основные задачи: а) следовало провозгласить не обязанности гражданина, а права человека, и б) под предлогом охраны этих прав, т. е. во имя «свободы», необходимо было уничтожить цехи и союзы, корпорации и ордена, сословия и общественные организации, одним словом, — все, что создавалось веками на защиту слабого от сильного.

Буквально это мы и видим в действительности.