Мифы и правда о восстании декабристов

Во-вторых, почему-то и Каховский прекратил ориентироваться на цареубийство, а вот когда и как его переориентировали на новый объект — неизвестно! Отметим и то, что решение о цареубийстве, продекларированное утром 13 декабря, вполне могло быть ориентировано на полное сокрытие сущности миссии Ростовцева: ведь Николай был важнейшим свидетелем! Но теперь важнейшее место по опасности для предателей перешло снова к Милорадовичу!

Сам Рылеев определенно решил рассчитывать только на собственное дезертирство: никаких средств обеспечить личную безопасность больше не оставалось, а душевных сил рисковать своей шкурой, таская для других каштаны из огня, просто не нашлось. Утро вечера мудренее — вероятно, подумал он, поняв, что у Николая пока что формально связаны руки; оставалось теперь только надеяться на арест Милорадовича уже утром 14 декабря! Вот выяснить новости об этом и явился Рылеев на Сенатскую площадь!

Интересно, что и Трубецкой, возможно, был посвящен в происходящее гораздо серьезнее, чем позднее создавал впечатление, и именно поэтому производил самостоятельную разведку: сумел проследить и за личной встречей Милорадовича с царем!

Впрочем, и так очевидно, что Рылеев с Трубецким еще накануне восстания впали в полнейшую панику!

Оболенский же, которому более всего угрожали обвинения в предательстве, решил держаться поближе к центру событий, чтобы не запоздать с необходимыми мерами. В разумной предусмотрительности и геройском мужестве ему не откажешь!

Естественны и нелепые ошибки, которые Милорадович совершал 14 декабря, будучи обременен мыслями и заботами, которые ему казались важнее, чем сиюминутная горячая обстановка. Отсюда и столь непродуманный его первый визит на Сенатскую площадь.

Разумеется, невыполнение солдатами его приказов повергло его в глубочайший шок: такое было прежде, напоминаем, только однажды — при Аустерлице под жесточайшим ударом Наполеона! Но и тогда его наверняка никто за воротник не хватал! А тут вдруг случилось такое посередь бела дня в центре подчиненной ему столицы, которой он управлял уже более восьми лет!

Нам представляется, что ему еще повезло — в последний раз в жизни: ведь и в этот раз Милорадович мог лишиться головы. Впрочем, как известно, за этим дело не стало, но пока что он благополучно унес ноги.

Появление Милорадовича на Сенатской площади и его безуспешные попытки укротить солдат должны были произвести сильнейшее впечатление на князя Оболенского: злейший враг все еще гулял на свободе и пытался командовать подчиненным столичным гарнизоном!

Выдан ли был действительно лично Милорадович Ростовцевым Николаю или дело ограничилось только планом восстания, но теперь стало очевидно, что Милорадович рассчитывает оказаться во главе подавления восстания, сохранить свою власть, пока что оказавшуюся (непонятно почему!) непоколебленной, а следовательно — со значительной вероятностью должен участвовать в последующем расследовании происшедшего и наказании виновных.

Были ли в этом случае у Оболенского шансы сохранить собственное предательство в секрете, а не сохранив — уцелеть? Нам, зная о Милорадовиче все вышеизложенное, представляется, что никаких шансов у Оболенского не было. Так, по-видимому, решил и он сам!

Теперь Милорадовича могло спасти только то, что он оставался бы исключительно вне сферы досягаемости оружия Оболенского и подчиненных ему и доверяющих ему сообщников.

Но о том, чтобы этого не случилось, позаботился император Николай I!

До фактического убийства Милорадовича восставшие могли рассчитывать на хэппи-энд: покривлялись бы, пока не замерзли и не проголодались — и дали бы себя уговорить, да еще, возможно, выторговали бы какие-нибудь политические уступки — тогда бы действительно можно было позаботиться и о политических задачах демонстрации. Но это гарантированно не стало бы хэппи-эндом лично для Оболенского — поэтому он его и не допустил, когда предоставилась возможность.

Вот Милорадович и получил пулю и штыковой удар!

Позже произошел любопытнейший эпизод, снова продемонстрировавший странные альянсы, возникавшие в той сложной политической обстановке.

Подобно тому, как убийство Милорадовича одинаково устроило Николая I, освобожденного тем самым от необходимости дальнейшей борьбы с Милорадовичем, и Оболенского, избегавшего мести за предательство, сложилась еще одна аналогичная коллизия.

Бистром, будучи (судя по всей массе мелких деталей и подробностей) одним из ближайших сообщников Милорадовича по заговору, не мог, разумеется, простить предательства Ростовцеву (впоследствии он упорно третировал этого заику, как мог!) — и послал его прямо к строю мятежников. Но убийство Ростовцева затыкало рот еще одному нежелательному свидетелю предательства того же Оболенского — и последний не мог упустить такого шанса!

Однако, Ростовцеву повезло больше, чем Милорадовичу: не очень понимающие, в чем дело, мятежники ограничились только избиением прикладами, а Оболенский уже не рискнул вновь пустить в ход штык на глазах у всех!