Мифы и правда о восстании декабристов

В том же 1817 году другой анонимный корреспондент «Духа журналов» так писал из путешествия по Рейнской области: «О несчастное слово вольность!.. Здешние мужики все вольны! — вольны, как птицы небесные, но так же, как сии бесприютны и беззащитны погибают от голода и холода. Как бы они были щастливы, если бы закон поставил их в неразрывной связи с землею и помещиками! По крайней мере они были бы уверены, что не пропадут с голоду, и не пойдут скитаться по миру с нищенскою сумою; были бы уверены, что Господа их или помещики стали бы беречь их и защищать от обид, как свою собственность, хотя ради своей выгоды. Но теперь они свободны! — и только пользуются сею свободою на то, чтоб оставя свое Отечество, бежать за моря, искать себе пропитания.

Но что я говорю об Отечестве?.. Где у них Отечество? что привязывает их к родимой стороне? и могут ли такие люди пламенеть любовию к Отечеству? Его нет у них! /…/

Было время, когда состояние крепостных людей в России почиталось от иностранцев рабским и самым жалостным. Теперь они узнали свое заблуждение»!

Уже цитированный Правдин, в частности, разъяснял, что в России имеется даже бесплатное медицинское обслуживание, начисто отсутствующее на Западе: «ежели к нещастию кто в семье опасно занеможет, то не долго до разорения, ибо докторов и аптекарей много в тех местах; жить всем хочется, и они никак не допустят богатого мужика умереть без их помощи; не так как наш крестьянин, который умирает просто без дальних затей, хотя бы и не по правилам Медицины, ежели доброму его помещику не удалось вылечить его какими-нибудь простыми средствами и безденежно; там же ничего даром! /…/ все сношения их между собою основаны единственно на деньгах».

Совершенной иной реакция на происшедшие события оказалась у их главного героя — императора Александра I. От триумфа побед (тем более, что в 1813–1814 гг. он сам проявил себя как незаурядный полководец) у него вскружилась голова. «12 лет я слыл в Европе посредственным человеком; посмотрим, что они заговорят теперь», — сказал он Ермолову при вступлении в Париж в 1814 году. Царь действительно оказался не только вождем победоносного российского воинства, но и вершителем послевоенных порядков в Европе.

Подобно тому, как современная Германия ведет свою политическую родословную не с гитлеризма, а с оккупационного режима, установленного в 1945 году, так и демократическая Франция ХIХ-ХХ веков началась не с Великой Французской революции или Наполеона, а с иноземной оккупации 1814–1815 годов. Этот факт не получил должной оценки в России в силу влияния культа революций, созданного русской интеллигенцией еще в ХIХ веке.