Увидев очередное чудовище, сёстры вскакивали, как по команде, а зять зычным голосом торжественно объявлял: «Эвакуация». Далее он вооружался увесистым сабо и лупил по захватчику. Обычно отвешивалось три удара, а последний объявлялся «контрольным в голову». Затем раздавленная тварь выбрасывалась с балкона, сёстры рассаживались в креслах, и процесс возобновлялся в радостном возбуждении. «Незначительные трудности придают отдыху пикантность», – собиралась было произнести наша героиня, но не успела. В дверях стояла дочь с располосованной ногой. Дитя не выло, оно гордо демонстрировало полученные при пока неясных обстоятельствах раны.
– Это что? – выдохнула мать.
– Я упала.
– Зачем?
– Затем, что я стояла на камне и упала в кактус.
– Какая мужественная девочка! – констатировала тётка.
«Какая мужественная мать», – парировала про себя курортница. Меньше всего сейчас она думала о том, больно дочери или нет. Ей хотелось треснуть светловолосое чудо по заднице и выругаться матом. «Какого хрена ты лезла в кактусы? – вопила она про себя. – Какого хрена?!» Хрена – не хрена, а обработать израненную разрушительницу материнского кайфа было необходимо.
– Сиди, сиди, я промою, – пришла на помощь старшая сестра и потащила племянницу в комнату.
Через несколько минут появилась пострадавшая, тщательно разрисованная зелёнкой.
– Смотри, мам, – выставила она ногу.
– Смотрю. Классно. Пойдёшь ещё?
– Конечно, – обуваясь, чётко произнесла девочка. – Постараюсь больше не падать, – как-то неуверенно добавила она, волоча ногу.
Как только дверь балкона захлопнулась, раздался топот. Понеслась!
Вечер тянулся по прежнему расписанию: эвакуация сменялась «возвращением на родину», уединение нарушалось вторжением младоэкстремистов, одна пивная бутылка заменялась другой, исчезала еда, дымились сигареты. И всем было хорошо, потому что пришло чувство настоящего отдыха.
Судак – город абсолютно непривлекательный для экскурсий. (Конечно, можно возразить, сославшись на генуэзскую крепость, но нас этим не удивишь.) Судак – это город, привлекательный для желудка. А о чём мечтает желудок курортника, когда слышит столь гастрономическое название? Он мечтает о тарелке борща или куриной лапши. Только реализация столь примитивной мечты оправдывала поездку в самое пекло в этот наводнённый голыми отдыхающими населённый пункт.
Ещё в Судаке был рынок. Дорогой по ценам, бедный на ассортимент и лишённый торгового азарта. Здесь никто не торговался. Как только покупатель просил сбавить цену, продавец скучнел и переводил взгляд на стоящего следом клиента.
Судакский рынок не был живописным. Персики, виноград, яблоки, помидоры лежали в ящиках с фирменными этикетками. Не случайно торговцы, заглядывая в глаза покупателя, доверительно нашёптывали: «У меня персики – крымские, помидоры – свои, а у остальных – всё импортное, турецкое, испанское» и т. д. В начале своего отдыха потребитель ещё покупался на разоблачающие заявления, а уже через неделю сам безошибочно шёл к истинно крымской продукции. Обычно рядом с ней сидела с гордым видом скучающая тётка. На вопрос, а крымские ли это (персики, виноград, помидоры и т. д.), надменно отвечала: «Над моим виноградом пчёлы роятся, а над её (кивок в любую сторону) – мухи». Купить не предлагала, в торг не вступала и производила впечатление абсолютно равнодушного создания.
Если что и радовало на рынке, то это малограмотные весёлые надписи. Так, на дынях выставлялась картонная табличка: «Мёд молчит», «Сахар добывается здесь», «Обалденная дыня», «Перед вами был немой покупатель» и т. д. На груду арбузов обычно водружалась табличка, аналогичная дынной.
Покупателей на рынке было много. Часть из них вообще не выясняла, что почём, брала то, что хотела, и безэмоционально отсчитывала гривны. А часть методично кружила между прилавками, уточняла цены, сравнивала, пробовала, а потом покупала. Торговцы радостно приветствовали первых и грустили при виде вторых.
В общем, поход на рынок сложно было назвать приятным мероприятием.
Но существовал и другой взгляд на Судак. Это был взгляд семилетней барышни, рвущейся в город мечты, город соблазнов в виде развешанных бус, браслетов и безвкусных сувениров. Дорогу в него прокладывала тётка, в отличие от матери, согласная одарить племянницу. Эта парочка застревала около каждого прилавка, перебирая украшения, примеряя понравившиеся. Слившиеся в предвкушении счастья, они вибрировали в такт, не обращая внимания на истосковавшихся в ожидании спутников.
Дабы не раздражаться, мать девочки держалась на расстоянии, поэтому до неё нежное воркование доносилось отдельными фразами.
– Тебе нравится? – терпеливо спрашивала старшая сестра подпрыгивающую от удовольствия племянницу. А той нравилось всё: пестрота дешёвых самоцветов казалась ей бриллиантовой россыпью.
Постепенно мечта стала обретать конкретные очертания и материализовалась в браслете, увешанном красными камнями подозрительного происхождения.