Здесь мы переходим к третьему механизму, который может способствовать воспроизводству империи при переходе от одного режима к другому: это преемственность интересов, идеологий, характерных типов поведения политических и бюрократических элит. Исследование Франсин Хирш, посвященное российским этнографам, иллюстрирует очень многое из того, что я здесь имею в виду. Хирш показывает, как специалисты-этнографы, сформировавшиеся еще до революции, привлекались в Советской России для решения национального вопроса, как эти ученые принесли с собой имперские методы и имперский стиль мышления, характерные для старого режима [432] . Адам Улам заметил, что с точки зрения российской внешней политики «ноябрь 1917-го не стал чистым листом». «За новым культом, новым правящим классом, новым языком скрывалась некая основополагающая связь с имперским прошлым» – глубинные структуры мышления, этатистская идеология, сохранившиеся несмотря на смену государственного строя [433] . Как отметила на пленарном заседании нынешней конвенции AAASS Нэнси Конди, преемственность в отношении к другим странам и к другим народам внутри страны действительно могла быть обусловлена сохранением этатистской идеологии и моделей развития, основанных на государственном руководстве. При переходе от дореволюционной империи к советской произошла гораздо более масштабная смена элит, чем при переходе к современной постсоветской России. Действительно, новый самоуверенный настрой России в международной политике сегодня во многом исходит от российских элит, а не от масс. Например, опросы общественного мнения показывают: 80 % офицеров российских вооруженных сил считают, что Россия должна восстановить свой статус великой державы в мире. Это гораздо более высокий показатель, чем у российского общества в целом, где подобной точки зрения придерживается лишь одна треть [434] . Роль «силовиков» в нынешнем утверждении могущества России совершенно очевидна. Неудивительно, что российская элита, в состав которой входит слишком много представителей «щита и меча» бывшей империи, стремится к воссозданию доминирующего положения России на мировой арене или произвольно распоряжается властью как внутри страны, так и за ее пределами. В этом смысле для объяснения устойчивости политики империи в Евразии, вероятно, гораздо больше дает Шумпетер, чем Галахер и Робинсон, Хардт и Негри, или Ленин.
Наконец, позвольте мне высказаться умозрительно о воспроизводящейся структурной ситуации в Евразии, обращение к которой, как мне кажется, позволяет осмыслить политику империи в этом регионе в категориях рационального выбора, с реалистических позиций. Ученые в настоящее время считают, что птицы летят клином вовсе не потому, что они так запрограммированы на генетическом уровне или сознательно пытаются образовать такую фигуру. Скорее, к такому поведению их толкает сочетание двух факторов – стремление к близости и воздействие физических сил. Иными словами, птицы стараются лететь близко друг к другу, но не настолько, чтобы это стало опасным. В то же время они стремятся занять такое положение, в котором сопротивление ветра было бы минимальным. Возможно, что и империя в Евразии – результат сочетания целого ряда совершенно различных действующих сил. Поведение обществ этого региона обусловлено тем, что они вынуждены жить в тесном соседстве и в то же время двигаться в одном и том же воздушном потоке, образуемом постоянно существующим неравенством в соотношении сил между российским государством и другими странами региона. Это обстоятельство не только провоцирует Россию к установлению иерархий и самоуверенному поведению (или, по крайней мере, ничто не противостоит данной тенденции), но оно способствует нагнетанию у соседей России страха перед возрождением империи, приводит к тому, что они начинают интерпретировать изменяющиеся действия России в имперском ключе. Иными словами, политика империи, возможно, сохраняется в Евразии не потому, что такова внутренняя природа России, не потому, что действующие лица здесь сознательно стремятся к достижению имперских целей, и не потому, что Россия в прошлом уже действовала подобным образом, а по причине того, что воспроизводящийся структурный дисбаланс в соотношении сил заставляет всех участников политической игры играть достаточно знакомые им роли.