Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма (сборник)

Центральной темой исследовательского проекта Новой имперской истории является эпистемологический и политический конфликт в империи, столкнувшейся с необходимостью более рациональной организации и систематизации ее разнообразия – чтобы стать более эффективной, управляемой, контролируемой или соответствующей идеологически новым политическим, философским или научным идеям. Поэтому авторы сборника обращаются к теме трансформации имперского политического, социального и культурного пространства в ответ на вызовы Просвещения, национализма, модернизации, появления современного государства социальной инженерии («gardening state») и негативности определения империи по отношению к некоему нормативному образцу политической группности. Опираясь в новой имперской истории на археологию языков имперского самоописания, мы не возрождаем догму Леопольда фон Ранке о написании истории «как она происходила». Вместо этого мы предлагаем критический подход к империи как к контекстообразующей категории. Мы работаем с имперской ситуацией, которая делает специфику империи заметной. Империя обретает видимость либо в результате противоречий, вытекающих из неравномерной и несистематической гетерогенности, либо в итоге осознанных попыток сделать ее более управляемой и потому более рациональной.

Чтобы компенсировать неизбежную ограниченность подхода, сосредоточенного на языке, мы предлагаем трактовать «язык» максимально широко, как любую систему передачи значения, оперирующую стабильным репертуаром («алфавитом») универсально различимых знаков. Как показывает глава, написанная Ильей Герасимовым, социальный жест и даже вариации в рамках применения конвенционных практик могут рассматриваться как языки самоописания, т. е. способ передачи исторического опыта при помощи доступных инструментов сигнификации. Серьезное отношение к языкам самоописания не означает буквальное их восприятие. Значительная часть современных имперских исследований посвящена критическому анализу скрытых механизмов господства и репрессии, содержащихся в риторике «великой державы» и «цивилизационной миссии» европейских государств по отношению к периферии. Целью нашего анализа является расширение конвенционных рамок изучения языков имперского самоописания. Исторический анализ должен уметь охватить такие ситуации, в которых уже используется имперская когнитивная рамка, но еще не выработаны соответствующие имперские языки. Это позволит понять историческую генеалогию когнитивной рамки имперского, внутренне противоречивого самовосприятия и обнаружить силы и контексты, обеспечивавшие воспроизводство империи в условиях вызова со стороны модерности.

Следуя логике постколониальной деконструкции гегемонистских дискурсов, мы можем утверждать, что империя сама является «подчиненным другим» («субалтерном») для модерных социальных и гуманитарных наук, поскольку ее заставили «говорить» аналитическими и зачастую самоописательными языками, сформированными модернистским национальным каноном. Целью нашего подхода является раскрытие множественности собственно имперских голосов, генеалогий и контекстов – и их соответствующая деконструкция. Вместо выявления неких уникальных и статичных форм социальной организации, запечатленных в идиосинкратических идиомах имперского самовыражения, авторы настоящего сборника совместно создают что-то вроде аналитического Розетского камня, рассказывая одну и ту же историю в разных аналитических модусах, сосредоточенных на империи и нации. Итоговая картина преодолевает распространенные дихотомии «империя – национальное государство», «метрополия – колония», «континентальная – заморская» и вскрывает сложность и даже двусмысленность конвенционных аналитических категорий, таких как гражданство, национальность, раса и суверенитет. Важно подчеркнуть, что кажущийся универсалистским современный нациецентричный аналитический язык общественных наук часто скрывает реальное многообразие местных академических традиций, которые пользуются терминами и концепциями, лишь отчасти совпадающими друг с другом в случае перевода. Это значит, что сами современные аналитические модели, противопоставляемые языкам имперского самоописания, могут толковаться по-разному, тем самым еще больше усложняя задачу повествования о прошлом. Это затруднение становится заметным в результате последовательного следования «когнитивному повороту» в имперских исследованиях. Мы рассматриваем его как продуктивный вызов (на самом деле один из целого ряда вызовов, о которых речь пойдет ниже), заставляющий исследователей с большей подозрительностью относиться к любым упрощающим объяснениям.