Мифы и загадки Октября 1917 года

Логинов пишет: «Примерно то же самое происходило и в тех заводских аудиториях, где казалось, было достаточно велико влияние эсеров и меньшевиков. Вот бесхитростный рассказ рабочего Трубочного завода: «Появление на трибуне т. Ленина вызывало форменное рычание со стороны противников… Ленин пытался начать говорить, но ничего не выходило, речь перебивалась… Стоящим вокруг трибуны на охране т. Ленина пришлось теснее сомкнуть ряды и быть готовыми ко всему. На нас напирали, дело доходило чуть не до рукопашной… Тов. Ленин быстро учел и начал не с доклада, а с того, как мне помнится дословно, что заставить его замолчать и выражать негодование, а может быть сделать насилие никогда не поздно и когда угодно это можно было сделать, и просил послушать пять минут. После этого он приступил к речи. Были возгласы, но очень немного. А когда прошли эти пять минут, то прокатилась первая волна аплодисментов… Толпа все время росла и вместе с тем тишина делалась все больше и больше. Рабочие притихли, и эта речь стала обрываться не возгласами негодованиями, а все чаще и чаще бурным поощрением. И когда т. Ленин кончил речь – поднялась буря возгласов и рукоплесканий».

В этих и других выступлениях в апреле 1917 года Ленин демонстрировал качества искусного политического деятеля и глубокого мыслителя. В то же время Ленин демонстрировал высочайшую требовательность к себе и готовность к смелым поступкам. Логинов рассказал о том, что друзья Ленина стали отговаривать от визита на враждебное собрание. Один из них сказал: «А вдруг найдется провокатор и крикнет: «Бей Ленина!». На это Ленин ответил: «Зачем же мы возвращались в Россию? Чтобы принять участие в революции или беречь собственную жизнь?».

Ленин проявлял бесстрашие и в том, что был готов отстаивать выводы, опиравшиеся на научно обоснованный анализ, наперекор господствующему мнению. На эту черту Ленина обратил внимание Сталин в своем выступлении перед кремлевскими курсантами 28 января 1924 г. Сталин подчеркивал: «Ленин никогда не становился пленником большинства, особенно, когда это большинство не имело под собой принципиальной основы… Он не боялся в таких случаях выступать один против всех, рассчитывая на то, – как он часто говорил об этом, – что: «принципиальная политика есть единственная правильная политика».

Приведенные выше примеры того, как Ленин умел в считанные минуты переубедить своих оппонентов – свидетельство еще одной его черты. В той же речи перед кремлевскими курсантами Сталин вспоминал, как его «пленила та непреодолимая сила логики в речах Ленина, которая несколько сухо, но зато основательно овладевает аудиторией, постепенно электризует ее и потом берет в плен, как говорят, без остатка». Сталин привел слова одного из делегатов партийной конференции: «Логика в речах Ленина – это какие-то всесильные щупальцы, которые охватывают тебя со всех сторон клещами и из объятий которых нет мочи вырваться: либо сдавайся, либо решайся на полный провал».

Интеллектуальная мощь Ленина проявлялась и в его умении мыслить нестандартно. В отличие от Каменева, который пытался опровергать «Апрельские тезисы», ссылаясь на схематические положения о развитии революционного процесса, Ленин сумел реалистично оценить сложные и противоречивые события 1917 года, которые не укладывались в привычные среди марксистов представления о переходе от буржуазной революции к социалистической. Ленин верно оценил то обстоятельство, что буржуазные и мелкобуржуазные партии России исчерпали свой революционный потенциал, а потому многие демократические преобразования придется осуществлять в ходе социалистической революции. Несмотря на то, что большевики были в меньшинстве во многих Советах, Ленин увидел в этих формах народного управления, возникших впервые в ходе революции 1905–1907 гг., эффективные инструменты борьбы за социализм. Ленин отметил своеобразие революционного процесса 1917 года в двоевластии и необходимость борьбы за установление власти Советов. Отмечая «гениальную прозорливость» Ленина, Сталин говорил, что она никогда «не проявлялась так полно и отчетливо, как во время революционных взрывов. В дни революционных поворотов он буквально расцветал, становился ясновидцем, предугадывал движение классов и вероятные зигзаги революции, видя их, как на ладони… Отсюда «поразительная» ясность тактических лозунгов и «головокружительная» смелость революционных замыслов Ленина».

Еще в начале своей революционной деятельности Сталин пришел к выводу, что «Плеханов, Мартов, Аксельрод и другие стоят ниже Ленина целой головой». Еще большей была разница в интеллектуальном отношении между Лениным и его идейно-политическими противниками из других партий, доказавшими в предреволюционные годы, а затем и в ходе революции свое умственное убожество.