Мифы индейцев Южной Америки. Книга для взрослых

Ибай всем этим рассказам не поверил. Раз Камайвало в тот раз забеременела и родила — неужели не ясно, от кого? Разве кто-то другой способен превращаться в колибри! Ибай зашагал по тропе, ведущей к селению Камайвало, явился в дом и протянул отбитую у ягуарунди птицу:

— На, — сказал он, — приготовь нашему мальчику!

Женщина ничего не ответила и помрачнела.

— Это тебе, — обратилась она к матери, передавая птицу ей, — зажарь и съешь!

Над лесом сгущались тучи. Речной вождь пришёл в бешенство.

— Камайвало отправьте немедля ко мне, иначе всех уничтожу! — передал он жителям деревни.

Пришлось женщине уйти к водяному мужу. Наверное, поэтому буря обошла деревню стороной. Все окрестные селения были начисто сметены потоками дождя и порывами ураганного ветра.

19. Жена двоих мужей

Окиро имела сразу двоих мужей. Тоберарэ был молод, упитан, красив. Авломенарэ — стар, тощ, большерот, большеголов, длинношей и длинонос. Окружающие считали его воплощением безобразия.

Женщине нравился только молодой муж, а старого она и близко не подпускала. Авломенарэ это порядочно надоело. Обидно было, что собственная супруга к нему так относится. Вот он однажды и говорит:

— Пойду нарежу тростника, а то древки стрел делать не из чего.

Миновав заросли, Авломенарэ зашагал дальше к дому зимородка. Хозяина не было, гостя встретила его жена утка.

— Ты пришёл, Авломенарэ? — приветливо спросила она.

— Я пришёл, — учтиво подтвердил гость. — Я своей жене Окиро больше не нравлюсь, она со мной дела иметь не хочет. Поэтому и явился. А твой муж где?

— Муж рыбу ловит. Ложись в гамак, подожди, пока я испеку лепёшки.

Утка захлопотала по хозяйству, а её короткая юбочка совсем съехала набок. Зрелище ничем не прикрытых женских прелестей возбуждало желание.

— Можно я с тобой лягу? — спросил Авломенарэ.

— В общем-то можно, но не сейчас: муж перед уходом связал мне на вульве волоски, так что в дырочку не попасть.

— Волоски развязать не трудно, — заметил гость, устраиваясь с хозяйкой в одном гамаке. Когда они закончили, утка сказала:

— Теперь посыпь себе на головку члена золой, а у меня завяжи волоски как было.

Авломенарэ все исполнил. Вскоре вернулся муж.

— Тут твой зять Авломенарэ пришёл, — сообщила утка. — Он утверждает, будто Окиро не желает с ним больше спать.

— Ты пришёл, зять? — обернулся зимородок к Авломенарэ.

— Пришёл, тесть.

— Я сейчас отправлюсь купаться. Может быть, вместе пойдём?

— Конечно, — согласился Авломенарэ. На берегу зимородок спросил:

— Ты вроде бы говорил моей жене, что Окиро с тобой вместе спать не желает. Это что — правда?

— Чистая правда.

— Хм, однако хотелось бы самому посмотреть. Не сполоснёшь ли головку своего члена?

Авломенарэ сделал, как ему было велено. По воде поплыла зола.

Зимородок решил, что это грязь, накопившаяся за крайней плотью, и удовлетворённо заметил:

— Да, действительно, ты давно не совокуплялся в женой.

— А ты, тесть, со своей уткой тоже не совокуплялся? — вдруг поинтересовался Авломенарэ.

— Я тоже — нет, — утвердительно кивнул зимородок.

— А покажи! Зимородок вымыл член, по воде поплыла грязь.

— Верно, и ты не совокуплялся, — подытожил Авломенарэ.

Мужчины вернулись в дом зимородка.

— Все верно, Окиро больше не любит мужа, — заявил хозяин. И добавил:

— Сейчас приготовь рыбу — такую, чтоб повкусней. А из голов свари уху.

Утром зимородок снова обратился к жене:

— Возьми уху, что вчера приготовила, пойдём сейчас все вместе на берег. Наваром обмой Авломенарэ!

На берегу утка смочила рыбьим наваром рот гостю — рот изменил форму, сделался правильным. Смочила глаза — они тоже похорошели. Смочила нос, шею, все тело — урод превратился в красавца.

На следующее утро Авломенарэ возвратился к себе домой. Немного не доходя до деревни, он нарезал тростника, а затем направился к хижине, в которой хранились священные флейты. Односельчане при его виде останавливались: надо же так измениться! Мужчины окружили Авломенарэ, наперебой приглашая его играть в мяч. В этой игре делались ставки, проигравший лишался вещей, которые выставил.

Авломенарэ поставил свои древки для стрел и сразу же проиграл.

— Эй, — крикнул он матери, — дай мне какую-нибудь вещицу, чтобы я мог продолжать игру!

— Возьми мой браслет из хвоста броненосца, — вмешалась Окиро, протягивая мужу руку.

— Нет, — ответил тот, — я хочу взять материнскую вещь, вот хоть клубок ниток.

— Держи, у меня есть! — закричала Окиро. Однако Авломенарэ сделал вид, будто вовсе не слышит её.

— Мама, принеси мне пиво поставить на кон!

— Да вот же пиво! — снова вмешалась жена.

Но муж не обращал на неё больше внимания.

Игра продолжалась до вечера, после чего все отправились на реку.

— И я с вами! — закричала Окиро.

— Нет, ты останешься здесь! — отрезал муж.

Ночью он повесил гамак над гамаком родителей. Когда Окиро забралась на гамак тёщи и стала оттуда перебираться в гамак Авломенарэ, муж так пихнул её ногой, что женщина свалилась на пол. Больше Авломенарэ с Окиро не знался.