Утро застало доктора Эрмитэйджа в холодном поту от ужаса и неистовстве сосредоточенности. Он не отрывался от рукописи всю ночь, сидел при свете электрической лампы, переворачивая страницу за страницей дрожащими руками, стараясь как можно быстрее расшифровать текст. Он взволнованно позвонил домой, своей жене, сказал, что не придет, а когда она принесла ему завтрак, то едва смог проглотить кусочек. Весь день он читал, время от времени останавливаясь, когда требовалось заново применить ключ. Ланч и обед ему приносили, но ел он очень мало. К середине следующей ночи он задремал в кресле, но вскоре проснулся, увидев во сне целый клубок кошмаров, почти таких же пугающих, как те истинные угрозы существованию человека на земле, о которых он только что узнал.
Утром четвертого сентября профессор Райс и доктор Морган настояли на разговоре с ним, после которого они вышли дрожащие и пепельно-серые. Вечером он лег спать, но спал беспокойно. На следующий день, в среду, он вернулся к рукописи и принялся делать обширные выписки из уже прочитанного и нового материала. Этой ночью он спал совсем немного, в кресле, не выходя из своего кабинета, но еще до рассвета вновь вернулся к рукописи. Перед полуднем его врач, доктор Хартвелл, навестил его и настоял на прекращении этой изнуряющей работы. Эрмитэйдж отказался, заявив, что для него жизненно важно дочитать рукопись и найти объяснение прочитанному. Этим вечером, едва опустились сумерки, он наконец завершил свое ужасное чтение и в полном бессилии откинулся в кресле. Его жена, которая принесла обед, нашла его в полукоматозном состоянии, но он был способен резким окриком остановить ее, когда она взглянула на записи, сделанные его рукой. С трудом поднявшись, он собрал исписанные листы и запечатал их в большой конверт, который положил во внутренний карман пальто. Ему хватило сил, чтобы дойти до дома, но он явно нуждался в медицинской помощи, так что немедленно был вызван доктор Хартвелл. Когда доктор укладывал Эрмитэйджа постель, тот без конца повторял про себя: «Но что же мы можем сделать, Боже милосердный?»