Мифы Ктулху. Хаггопиана и другие рассказы

Я-то переживал лишь из-за того, что вдруг кто-нибудь увидел меня расхаживающим по саду посреди ночи в одних пижамных штанах. Ну, думать об этом было невыносимо. Жители деревни, скорее всего, уже считали меня слегка не в себе, из-за моей коллекции. Старина Гарри всегда любил посплетничать.

Стояла тишина, в теплом воздухе не ощущалось ни малейшего ветерка. Однако в следующий раз я проснулся от громкого звука – железная калитка сада с грохотом закрылась. Страшно досадуя на все эти ночные неприятности, я вскочил и бросился к окну. Рядом с деревом стоял старина Картрайт. Взгляд широко распахнутых глаз был прикован к дереву, которое наклонилось к нему в той же ужасной, уже знакомой мне манере.

Конечно, его присутствие здесь удивило меня; однако гораздо больше поразило то, что он был облачен лишь в ночную рубашку. Может, он тоже ходит во сне? Похоже на то. Я открыл рот, чтобы окликнуть его, но тут увидел нечто, от чего дыхание перехватило, а тело сковал внезапно нахлынувший ужас.

На земле вокруг основания дерева что-то происходило! Первой моей мыслью было, что вокруг ствола и ног старины Гарри снова возникло множество кротовых нор.

Вот только из маленьких дыр в почве лезли не кроты!

Это были корни!

Сознание оцепенело от ужаса, в голове все перепуталось. Пошатываясь, я отошел от окна. Попытался закричать, но горло перехватило. Странная подвижность дерева и еще более необычное шевеление его корней – это пусть, это само собой. Однако ужаснее всего было понимание того, что старина Картрайт вел себя в точности, как я сам раньше этой ночью!

Пошатываясь точно пьяный, я спустился к двери и отпер ее онемевшими, дрожащими пальцами. Неверной походкой вышел в ночь, понимая, что происходит нечто чудовищно ненормальное, и отдавая себе отчет в том, какой это подарок судьбы, что сейчас на месте Картрайта не я. Придя в себя под воздействием ночного воздуха, я побежал, крича старику, чтобы он убирался оттуда, подальше от дерева, от этого светящегося ужаса…

Но было уже слишком поздно.

Отогнутые вниз сияющие ветки монстра покрывали все тело, из-под них торчала голая нога. В шоке, не веря своим глазам, я опустился на колени и увидел то, отчего разум мой помутился, а нервы скрутило узлами – состояние, в котором я пребываю до сих пор.

Я воспринимал это дерево правильно, но подходил к проблеме под ошибочным углом! Оно представляло собой уродливую мутацию, вызванную радиацией из другого мира. Ничего похожего на Земле не существовало; а я, кретин, еще сравнивал его с Венериной мухоловкой! Это растение из кратера действительно питалось живыми существами, но совсем не так, как это делают большинство других плотоядных растений; оно делало это с помощью своих корней!

Эти прежде скрытые в почве корни покрывали острые колючки, и у каждой колючки имелась крошечная присоска. Я смотрел, словно загипнотизированный. Прямо у меня на глазах отвратительные корни, пульсируя, проникали в открытый рот Картрайта… и в конце концов его губы начали рваться под этим напором!

Я закричал, увидев, что «вены» ствола и ветвей начали пульсировать красным. Когда же все дерево задрожало, наливаясь бледно-розовым, я, по счастью, потерял сознание. Только представьте себе – тело старого Картрайта безостановочно, тошнотворно дергалось и извивалось, но вовсе не по своей воле, а его мертвые глаза продолжали смотреть в никуда…

Вот, собственно, почти и все. Очнувшись, я все еще был не в себе. В бредовом состоянии я нетвердым шагом пошел в сарай и вернулся оттуда с топором. Со стоном отвращения ударил по стволу – раз, другой, – а потом смотрел, как, извиваясь, дерево буквально истекало кровью!

Нужно было видеть все это собственными глазами, чтобы поверить. Мерзкие корни медленно отпустили обескровленное тело Картрайта и, содрогаясь, юркнули под землю. Ветви и листья корчились и извивались в отвратительной пляске смерти; пульсация жутких вен – самых настоящих вен — прекратилась, и все дерево, разрушаясь, начало клониться в сторону. Казалось, оно гниет прямо на месте, и противоестественное свечение пошло на убыль. Исходящий от этого чертова растения запах разложения заставил меня попятиться, волоча за собой труп Картрайта.

Наткнувшись на ограду сада, я остановился, дрожа и с ужасом глядя на быстро чернеющую массу в саду.

Когда, наконец, свечение полностью угасло и от дерева осталась лишь зловонная, вязкая, красновато-черная лужа, я заметил, что небо посветлело – начинался рассвет. Именно тогда у меня и возник план. Ужасами я был сыт по горло. Все, чего я хотел, это забыть, и понимал, что власти никогда не поверят моему рассказу, но я даже и пробовать не собирался.