Мифы о 1945 годе

«Свою карьеру молодой аристократ начал с подавления восстания Хосе Марти на Кубе ( если быть точным, он там оказывал испанцам «всего лишь» моральную поддержку, как журналист. — С.К.)и карательных операций в Судане… Затем участвовал в геноциде буров. Затем, как мог, душил ирландцев, сомалийцев, родезийцев и индусов. Ныряя и выныривая из власти, он сгонял с земли голодных кенийцев, высылал тысячами английских беспризорников в трудовые австралийские колонии, бомбил беженцев в Дрездене…»

Об индусах Черчилль сказал так: «Тупая раса, спасаемая только своим размножением от судьбы, которую она заслужила», а что он имел в виду под «заслуженной судьбой» для «цветных» рас, можно было понять из его заявления 1937 года: «Я не считаю, что по отношению к аборигенам Австралии была совершена несправедливость — более мудрая, более чистая раса пришла и заняла их место».

«Черчилль и его империя грабят полмиллиарда человек, уродуют завоёванные страны, убивают миллионами, вырезают цвет местных наций, а вы всё думаете, что это милый хитроватый дядька в цилиндре», — с горечью говорил в 1945 году доктор Кумар из Бомбея.

И он, конечно, знал, что говорил, — Индия тогда ещё была «главной жемчужиной» в короне Британской империи.

Я немало прочёл о Черчилле, сам кое-что написал о нём, однако более сжатойи талантливой его характеристики, чем у то ли бомбейского доктора Кумара, то ли у самого А.Б. Покоя, я не встречал. Здесь расставлены все точки над истиной: Черчилль и его круг — палачинародов.

Собственно, если читатель помнит, фактически с Батыем, Мамаем и Чингисханом Черчилля сравнили даже его же собственные соотечественники Лиддел Гарт и Фуллер.

Так-то так, однако во всех таких характеристиках сэра Уинстона полностью отсутствует Черчилль «атомной» эпохи, и поэтому я несколько дополню мысли то ли доктора Кумара, то ли — самого А.Б. Покоя, а при этом позволю себе немного поразмыслить и ещё кое над чем и кое о ком.

Появление в мире Бомбы в корне изменяло проблему мира и войны, и это было осознано уже в 1945 году. Так, уже тогда английский профессор Вудворд в своей книге «Some Political Consequences of the Atomic Bomb» («Некоторые политические аспекты атомной бомбы») писал:

«Война с применением атомных бомб, которые за 12 дней смогут разрушить 12 крупнейших городов Североамериканского континента или 12 важнейших городов, оставшихся теперь в Европе, может оказаться для нас слишком большим испытанием. Человечество не исчезнет, но люди, не имея помощи и материальных средств для восстановления, вернутся назад, к чему-то вроде конца бронзового века».

Ничего не скажешь — сказано было верно! Однако отказаться от идеи войны как таковой Запад не мог даже под угрозой возврата в бронзовый (а то и в каменный!) век.

А ведь отныне на войну нельзя было смотреть глазами теоретиков и практиков прошлого — теперь уже доядерногопрошлого.

В своей первой фазе, в период польской и французской кампаний, только что завершившуюся Вторую мировую войну можно было рассматривать — в русле воззрений давнего немецкого теоретика Клаузевица — как «продолжение политики другими средствами».

Но после начисто сметённых войной Сталинграда и Севастополя, после тысячных пожарищ Белоруссии, Украины и Великороссии, после Гамбурга и Дрездена, после Хиросимы и Нагасаки война начинала видеться скорее как финальное и бесповоротное завершениекакой-либо цивилизованной политики.

Верно уловивший это Дж. Фуллер нервно констатировал: