Мифы о Древней Руси

Но если из всего «Сказания» прочесть эту единственную фразу, или не знать, когда умер Ольгерд, какие епископы сидели в русских городах в год побоища, не читать «Песни о Роланде» – тут и впрямь уверуешь и в «ведического» Мамая, и Боги ещё знает во что…

З.Ы. Справедливости ради – кто ответит, почему при этом те же самые историки на полном серьёзе передают впервые появляющиеся в том же самом «Сказании о Мамаевом побоище» сказки про Сергия, благословившего Дмитрия перед выездом на Куликовское поле, про воинов-монахов из сергиевой пустыни, про сказочный поединок перед битвой того же Пересвета с «печенежином», у которого в разных списках «сказания» даже имена-то разные (Таврул, Челубей, Темир-Мурза)? Почему им не помогает даже знание источников, гласящих, что Дмитрий на момент сражения был анафемствован, отлучен от церкви митрополитом Киприаном, горячим сторонником которого был Сергий, и что Сергий эту анафему поддержал? Почему им не помогает знание установок халкедонского собора о том, что монах не может нести воинской службы под страхом, опять-таки, анафемы? Почему они не обращают внимание на то, что в более ранних источниках Пересвет упоминается в числе погибших в битве не в начале, а в самом конце, и в наиболее ранних списках «Задонщины» нет ни намека на его монашество, ни на взаимноубийственный поединок, зато упоминается, что Пересвет беседовал с братом в разгар сечи, когда «многие уже лежат порублены у Дона Великого на берегу»?

Почему верящие в одни сказочные «подробности» сказания – «фрики», а верящие в другие, ровно той же «достоверности» – крутые профи?

Порою, уважаемый читатель, я перестаю понимать, чем фрик от нефрика отличается, кроме диплома и сакрального умения Оформлять Сноски и Список Литературы (тм). Ах да, и ещё того, что написанное фриком считается чушью априори, а нефрики пишут учебники и Серьезную Академическую Литературу.

И ещё один миф о Куликовской битве

Касаясь мифов, окружающих первую крупную победу Московских войск над Ордой, я тут в основном обращался к мифам старинным, благолепно-седым, выдуманным московскими книжниками на рубеже XV–XVI веков, всего лишь на век, много на полтора младше самого сражения. Мифам о «благословении» Сергием Дмитрия Донского, о «монашестве» Пересвета с братом, о сказочном «поединке» Пересвета с «печнежином» Таврулом/Челубеем/Темир-Мурзой, и так далее.

Промеж этих убелённых сединами старцев-мифов затесался и другой, прыщавенький наглый выскочка – миф о «верном вассале Дмитрии», защищавшем права «законного хана Тохтамыша» от «узурпатора Мамая».

Миф этот выдуман Львом Николаевичем Гумилевым. По всей видимости, выдуман самостоятельно. Если, сочиняя сказки о «рыцарях-тамплиерах на ордынской службе» и «Александре Невском – пасынке Бату и побратиме Сартака», распиаренный недоисторик (степень Лев Николаевич получил по географии) опирался хотя бы на роман (!!!) советского писателя Александра Югова «Ратоборцы», то сенсацию о «верном вассале», «узурпаторе» и «законном хане» Гумилёв высосал, по всей видимости, даже без таких «источников», из своего персонального перста. Во всяком случае, ни намека на то, что Русь так смотрела на Куликовскую битву, в источниках не просматривается.

«Тогда же Мамай не въ мнозѣ убжа и прибѣжа въ свою землю в малѣ дружинѣ. Видя себе бита, и бѣжавша, и посрамлена, и поругана, пакы гнѣвашеся и събра остаточную свою силу, хотя ити изгономъ пакы на Русь. Сице же ему умыслившу, и се прииде ему вѣсть, что идет на него нѣкий царь съ встока Тохтамышъ из Синие Орды. [57] Мамай же, юже уготовалъ рать на ны, с тою ратию готовою и поиде противу его. И срѣтошася на Калках, и быстъ имъ бой. И царь Тахтамышъ побЬди Мамая и прогна его. Мамаевы же князи сшедше с конь своих и биша челомь царю Тахтамышу, и даша ему правду по своей вѣре, и яшася за него, а Мамаа оставиша поругана. Мамай же то видѣвь, и скоро поб'кжа съ своими единомысленики. Царь же Тахтамыш посла за ними в погону воя своя. Мамай же гоним сыи, и бЬгаа пред Тахтамышевыми гонители, и прибЬжа близ града Кафы. И съслася с кафинци по докончанию и по опасу, дабы его приали на избавление, дондеже избудеть от ecix гонящих его. И повелЬша ему. И прибЬже Мамай в Кафу[58] съ множествомъ имѣниа, злата и сребра. Кафинци же свѣщавшеся, створиша над нимь облесть, и ту от них убьен бысть. И тако бысть конець Мамаю»[260].

Как видим, Тохтамыш в летописи впервые появляется после Куликовской битвы, причем не как «законный царь», восстанавливающий свои права, а как «некий (!) царь с востока», о котором до сих пор никто слыхом не слыхивал.

Источников, хотя бы намекающих на то, что на Тохтамыша на Руси смотрели до Куликовской битвы, как на законного царя, нет в принципе. Нет ни одного ярлыка от Тохтамыша московским князьям (зато имя «князя Мамая», хоть и после имени «царя», встречается в нескольких ярлыках – в том числе и ярлыке киевскому (!) митрополиту Михаилу[261]).

Приложение I

БЕРЕСТЯНОЙ ИМЕНОСЛОВ